Структура рассуждения о "чистом бытии" (или "совести") принципиально отличается от рассуждений о "дереве", "сексе"... и прочих объектах физического мира (см., например, "мысленный эксперимент" Н. Кузанского, приведший его к парадоксальному с точки зрения здравого смысла тезису о совпадении максимума и минимума). Опасность, которая здесь поджидает нас, — трудноустранимое воздействие нашего жизненного опыта, влияние чувственных "зацепленностей" (аналог процедуры натурализации), которые могут свести философский анализ на нет. Более того, возможно, что в области умопостигаемых объектов действует другая, отличная от "мирской", логика. В частности, справедливость логического закона "исключенного третьего" имеет чувственное происхождение и связана с номиналистическим признанием примата единично существующих вещей [11]. Если же, вслед за Платоном, в качестве первичных рассматривать классы предметов (например, предмет "класс столов"), то этот закон будет неверен, поскольку стол как один из множества предметов класса столов может быть одновременно и белым, и небелым, например зеленым (конечно, здесь необходимо отдавать себе отчет, что противоположные свойства приписаны разным индивидам "предмета" одного и того же класса). Это изменение "центровки" рассмотрения с единичных конкретных предметов на классы предметов (а в нашей терминологии переход от "вещной" онтологии к онтологии "свойств" позволило мыслителю сформулировать логику с законом "исключенного четвертого", которая по своей логической строгости не уступает привычной логике с законом исключенного третьего.

Подводя итог первой части нашего исследования, можно сказать, что специфика философского дискурса во многом обусловлена пограничным статусом философского исследования. Этот статус задает особый масштаб рассмотрения, не позволяющий философу сосредоточить свой анализ на частностях и конкретной работе с объектами мира, а "переключает" его внимание на исследование метафизических объектов, что предопределяет символьный характер философского языка и трансцендентальный тип философского дискурса.

Перейдем к анализу в рамках второго, из отмеченного в методологической части нашего доклада подхода. За неимением места кратко выделим ключевые моменты нашего исследования.

Прежде всего, термин дискурс (и это уже неявно предполагалось ранее) является более широким образованием, чем язык, поскольку включает в себя еще один независимый компонент — "логос". Это связано с тем, что любая "развертка" нерасчлененного чувственного представления предполагает "логику" связывания моментов этой развертки. Можно сказать, что дискурс является "вторичной" мыслительно-логической (рассудочной в смысле Канта) деятельностью по "переработке" полученных с помощью чувственности "первичных" результатов.

Выделение в составе дискурса "логосной" компоненты позволяет говорить не столько о дискурсе, сколько о дискурсивном пространстве. Здесь можно подчеркнуть некоторую оппозицию нашего подхода декартовскому противопоставлению мыслящей и протяженной субстанции. На наш взгляд, субстанция мыслящая, как и дискурс, в силу своей "связности" тоже является пространством, хотя и с отличающимися от физического пространства характеристиками, поскольку пространством в обобщенном смысле можно назвать то, что имеет связность (структуру), а это значит, что при ответе на вопрос о специфике дискурса необходимо учесть специфику структуры дискурсивного пространства.

Выделим несколько возможных подходов к структурированию введенного нами дискурсивного пространства. Во-первых, дискурсивное пространство можно структурировать категориальным образом, как это сделал Аристотель, который выделил десять категорий, каждая из которых предопределяет свой тип вопрошания. Понятно, что изменяя набор категорий и соотношение внутри категориальной сетки, можно получать различные типы философии. Во-вторых, возможен грамматический подход — структурирование языка по частям речи. Причем именно грамматический строй языка согласно гипотезе о языковой относительности предопределяет "способ видения" мира, тем самым задавая определенный тип мировоззрения (онтологии). Выше мы уже говорили о субстанциальности большинства европейских языков, на что указывает наличие и широкое использование в них института имен существительных.

Достаточно продуктивной представляется классификация дискурсивного пространства по степени денотативности используемых в нем языковых терминов. Здесь можно выделить следующий ряд: знаки-ярлыки — эмпирические конструкты (Степин, [9]) — теоретические конструкты — "языковые фикции"[12] — "превращенные формы" (Мамардашвили, [11]) — символы. Соответственно, можно говорить о разных видах дискурса. К собственно философскому типу дискурса (в свете проведенного выше указания на символьный характер языка философии и ее работу с метафизическими объектами) можно отнести только два последних типа дискурса отмеченного ряда. Таким образом, можно сказать, что философия обладает еще одним типом пограничности, поскольку она находится на границе (денотативности) дискурсивного пространства.