Если же один остается прежним, а другой становится более добрым
человеком и начинает намного отличаться от первого добродетелью, надо ли
обращаться с первым как с другом? или это невозможно? При большом
расхождении становится особенно ясно, [что это невозможно], например, в
дружбах с детства; действительно, если один по образу мыслей (tеn dianoian)
остается ребенком, а другой становится мужем в лучшем смысле слова (hoios
kratistos), то как им быть друзьями, когда им нравится не одно и то же и
радуются и страдают [они по разным поводам]? Ведь даже отношение друг к
другу у них будет не совпадать, а без этого, как мы видели, нельзя быть
друзьями, ибо без этого невозможно иметь общий образ жизни (symbioyn). Об
этом уже было сказано.
Должно ли в таком случае отношение к [другу детства] не иметь никаких
отличий, как если бы он никогда не был другом? Нет, пожалуй, следует хранить
память о былой близости, и, подобно тому как друзьям, по нашему мнению,
следует угождать больше, чем посторонним, так и бывшим друзьям ради прежней
дружбы нужно уделять какое-то [внимание] в тех случаях, когда дружба была
расторгнута не из-за чрезмерной испорченности.

4 (IV). Проявления, [или признаки], дружбы (ta philika) к окружающим,
по которым и определяются дружбы, похоже, происходят из отношения к самому
себе. В самом деле, другом полагают того, кто желает блага и делает благо,
[истинное] (tagatha) или кажущееся, ради другого, или того, кто желает во
имя самого друга, чтобы тот существовал и жил; именно это дано испытывать
матерям к детям и тем из друзей, кто рассорился. А другие признают другом
того, кто проводит с другим время и вместе с ним на одном и том же
останавливает выбор иди же делит с ним горе и радости. И это все тоже в
первую очередь бывает у матерей [в их отношении к детям]. По одному из этих
признаков и определяют дружбу. Каждый из данных признаков присутствует в
отношении доброго человека к самому себе (а у остальных - в той мере, в
какой они такими себе представляются, ведь, как уже было сказано,
добродетели и добропорядочному человеку в каждом частном случае положено
быть мерой): он ведь находится в согласии с самим собой и вся душа [его во
всех ее частях] стремится к одним и тем же вещам. Далее, он желает для себя
самого того, что является и кажется благами (tagatha kai phainomena), и
осуществляет это в поступках (ибо добродетельному свойственно усердие в
благе), причем [и желает, и осуществляет он это] ради самого себя, а именно
ради мыслящей части души (to dianoetikon), которая, как считается, и
составляет [самость] каждого (hoper hekastos). Кроме того, он желает, чтобы
он сам был жив, цел и невредим, и прежде всего та его часть, благодаря
которой он разумен (phronei). В самом деле, "быть" - благо для
добропорядочного человека, и каждый желает собственно благ себе, так что
никто не выберет для себя владеть хоть всем [благом] при условии, что он
станет другим [существом] (а ведь бог-то как раз и обладает [всем благом]);
напротив, [только] при условии, что 6п останется тем, кто есть, - кем бы он
ни был - [человек желает себе блага]. Между тем каждый - это, пожалуй, его
понимающая часть (to nooyn), или прежде всего она. И [добропорядочный]
человек желает проводить время сам с собою, ибо находит в этом удовольствие,
ведь и воспоминания о совершенных поступках у него приятные, и надежды на
будущее добрые (agathai), а такие вещи доставляют удовольствие. И для его
мысли в изобилии имеются предметы умозрения (theoremata). И горе, и
удовольствие он лучше всего разделит с самим собою, потому что страдание ему
причиняют и удовольствие доставляют во всех случаях одни и те же вещи, а не
один раз одно, другой - другое, он ведь чужд запоздалому раскаянию.
Итак, поскольку каждый из этих признаков присутствует в отношении
доброго человека к самому себе, а к другу относятся, как к самому себе
(потому что друг - это иной [я сам]), постольку считается, что и дружба
есть, если есть тот или иной признак, а друзья - те, в чьих отношениях
имеются эти [признаки]. Оставим пока вопрос о том, возможна или нет дружба с
самим собою. По всей видимости эта дружба возможна, поскольку [душа] состоит
из двух или более ,[частей], и еще потому, что чрезмерность в дружбе
сравнивается с [дружбой] к самому себе.
На первый взгляд названные [признаки], кажется, имеются в отношении к
себе у большинства людей, хотя бы эти люди были дурными. А в таком случае
причастны ли они к данным [признакам] в той мере, в какой они сами себе
нравятся и представляются себе добрыми? Ведь ни у одного из окончательно
дурных и нечестивых их все-таки нет, да и не кажется, [будто есть].