О других добродетелях из этого списка мы знаем или
догадываемся. Чтение Аристотеля позволяет нам и узнать, и уточнить.
Любопытно, что учение о середине формально предполагает существование для
каждой добродетели крайних состояний - того, во что превращается добродетель
при избытке или недостатке. Но в языке не всегда находятся слова, выражающие
эти состояния. Есть такие слова для мужества и щедрости, а для ровности нет.
Точнее, само слово ровность не обозначает точно ту золотую середину, которой
надо обладать, чтобы быть добродетельным. И для соответствующих крайностей
нет слов. "Мы относим к середине ровность, которая отклоняется в сторону
недостатка", - пишет Аристотель. А страсть, вокруг которой обсуждается тема
ровности, есть гнев. Не обладающие этой добродетелью гневливы, горячи,
желчны, злобны.
Смысл великолепия можно понять, зная соответствующие крайности.
Недостаток в великолепии есть мелочность, а избыток - безвкусная пышность.
Эта добродетель имеет отношение к имуществу. Траты великолепного велики и
подобающи. А величавость - добродетель особенная. Это, можно сказать,
украшение добродетелей. Истинно величавым быть трудно, это требует
нравственного совершенства. Величавых часто считают гордецами. Они
равнодушны к ценностям толпы, не суетливы, даже праздны. Однако же они
деятельны в великих и славных делах, каковые, естественно, не каждый день
случаются. Великое - большая редкость, поэтому величавому мало что важно.
Книга пятая. Она целиком посвящена справедливости, точнее, добродетели,
которая обозначается словом "dikaiosyne" (латинская транскрипция).
Переводчик "Никомаховой этики", представленной в данном томе, отказался от
традиции переводить "dikaiosyne" словом "справедливость", предложив вместо
него слово "правосудность". Классический русский язык это позволяет:
правосудный человек - тот, кто судит и поступает по праву. Короче говоря, в
этой книге речь идет о справедливости, праве и правосознании. Мы будем
использовать слова "правосудность" и "справедливость" как синонимы. Текст
весьма сложен, читателю, желающему разобраться в этой теории, надо набраться
терпения.
Прежде всего Аристотель различает справедливость общую и частную. Это
вроде понятного нам различения на мораль и право. Общая справедливость -
величайшая из добродетелей. Это даже не отдельная добродетель, а признак
гармонического единства всех других добродетелей. Здесь Аристотель солидарен
с Платоном, который в "Государстве" под справедливостью понимает единство
мудрости, мужества и рассудительности. Далее вводится два вида частной
справедливости: коммутативная и дистрибутивная (латынь). Термины эти
появились позже, в русском языке принята соответствующая пара -
распределительная и компенсаторная (уравнительная). Первая относится к
ситуациям распределения благ в зависимости от статуса (достоинства), вторая
- к разнообразным ситуациям обмена (простейший пример - купля-продажа).
Книга шестая. При рассмотрении добродетелей Аристотель следует
определенной логике. Вначале идет анализ нравственных добродетелей, затем
"справедливость" как нечто, опирающееся на рациональное начало, и, наконец,
добродетели собственно разума, или дианоэтические добродетели. К ним и
переходит Аристотель в книге шестой.
Разум продуцирует мысль. Но не любая мысль рассматривается в этике, а
та, которая есть начало поступков (практики). В философии Нового времени это
будет названо "практическим разумом". В отличие от теоретического, или
чистого. Однако одной мысли недостаточно для поступка, "мысль ничего не
приводит в движение". Необходима еще другая сила души - стремление. Это то,
что сегодня мы называем волей. После этих определений Аристотель переходит к
рассмотрению самих "мыслительных" добродетелей - рассудительности, мудрости,
знания, сообразительности. Здесь же присутствует и совестливость. Хотя в
этом ряду совестливость может показаться не вполне уместной, основания,
чтобы поместить ее сюда, у Аристотеля были - он не разводил слишком далеко
истину и добро. Их единство мы обнаруживаем в определении совести -
"правильный суд доброго человека".
Книга седьмая. Рассматривая добродетели, Аристотель противопоставляет
им пороки. Это - то, чего следует избегать. Но этого мало, надо еще избегать
невоздержности и зверства. Речь идет о том, что находится за пределами
добродетелей и пороков, о том, что выше (бог) и ниже (зверь) человеческого.
Воздержности, или выдержанности, отводится много места. Аристотель, как
мыслитель, державшийся больше фактов, нежели идей, не согласен с Сократом в
том, что человек поступает дурно только по неведению.