Что совершенное счастье - это некая созерцательная деятельность,
станет, наверное, очевидно также из нижеследующего. В самом деле, блаженными
и счастливыми мы представляем себе в первую очередь богов. Какие же поступки
нужно им приписать? Может быть, правосудные? Но разве боги не покажутся
смешными при заключении сделок, возвращении вкладов и при всех подобных
делах? Тогда, может быть, представить их мужественными, стойкими в
опасностях и идущими на риск, потому что это прекрасно? А может быть,
щедрыми? Однако кому станут они давать? Да и нелепо, если у них будет монета
или что-то в этом роде. А благоразумные поступки, в чем бы они могли
состоять? Разве не унизительна для богов похвала за то, что у них нет дурных
влечений? Если перебрать все, то обнаружится, что все ничтожно и недостойно
богов. И тем не менее все представляют себе богов живыми, а значит, и
деятельными. Не спят же они, в самом деле, словно Эндимион?
Но если у живого отнять поступки и, более того, если отнять творчество,
что тогда остается, кроме созерцания? Следовательно, деятельность бога,
отличающаяся исключительным блаженством, будет созерцательной, и таким
образом, из человеческих деятельностей та, что более всего родственна этой,
приносит самое большое счастье.
Доказательство сему и в том, что остальные [живые существа], будучи
полностью лишены такой деятельности, не имеют доли в счастье.
Итак, для богов вся вообще жизнь блаженна, а для людей - лишь
настолько, насколько присутствует в ней некое подобие такой деятельности. Из
других же живых существ ни одно не бывает счастливо, поскольку они никак не
причастны созерцанию.
Таким образом, насколько распространяется созерцание, настолько и
счастье, и в ком в большей степени присутствует [способность] созерцать, в
том - и [способность] быть счастливым, причем не от привходящих
обстоятельств, но от [самого] созерцания, ибо оно ценно само по себе. Так
что счастье будет видом созерцания.

9. Будет, однако, нужда и во внешних благоприятных обстоятельствах,
коль скоро речь идет о человеке. Ведь природа человека не самодостаточна,
чтобы [можно было] заниматься [только] созерцанием, но нужно еще, чтобы тело
было здорово, чтобы была пища и прочий уход. Тем не менее не следует
все-таки думать, что, кто будет счастлив, будет нуждаться во многом и
большом, хотя и невозможно быть блаженным без внешних благ. Действительно,
[наша] самодостаточность и то, как мы поступаем, не зависит от избытка, и,
не будучи владыкой (arkhon) земли и моря, можно совершать прекрасные
поступки. Даже между людьми средними найдется кто-то, кто способен поступать
сообразно добродетели. Это можно видеть со всей ясностью: по общему мнению,
частные лица (idiotai) совершают добрые поступки не хуже, но даже лучше
государей. И довольно, чтобы имелось столько благ, [сколько у обычного,
среднего человека], ибо счастлива будет жизнь у занятого деятельностью
сообразной добродетели.
И Солон, наверное, удачно изображал счастливых, говоря, что это люди
средне обеспеченные внешними благами, совершившие, по его мнению,
наипрекраснейшие поступки и прожившие жизнь благоразумно: в самом деле, у
владеющих средним достатком есть возможность совершать поступки, какие
должно.
Похоже, и Анаксагор представлял себе счастливого не богачом и не
государем, когда сказал, что не удивился бы, если бы большинству
какой-нибудь [счастливец] показался странным. [Большинство] ведь судит по
внешним благам, такие только и чувствуя.
Итак, мнения мудрецов, как кажется, согласуются с нашими рассуждениями.
Такое согласие внушает, конечно, известное доверие, но об истине в связи с
поступками судят по делам и из [самого] образа жизни, ибо главное
заключается здесь. Итак, нам следует посмотреть на высказанные ранее
[суждения] применительно к делам и образу жизни, и, если они согласуются с
делами, следует их принять, а если противоречат, следует представить их
[диалектическими] рассуждениями.
Кто проявляет себя в деятельности ума (ho kata noyn energon) и почитает
ум, видимо, устроен наилучшим образом и более всех любезен богам. Ибо если
боги, как принято считать, уделяют какое-то внимание человеческим делам, то
было бы вполне понятно, если бы боги наслаждались самым лучшим и самым для
них родственным (а это, видимо, ум) и если бы воздавали добром тем людям,
кто больше всего его любит и ценит, за то, что они внимательны к любезному
(ta phila) богам и поступают правильно и прекрасно.