е. силлогизму]. При этом
наведение - это [исходный] принцип, и [он ведет] к общему, а силлогизм
исходит из общего. Следовательно, существуют принципы, [т. е. посылки], из
которых выводится силлогизм и которые не могут быть получены силлогически, а
значит, их получают наведением.
Итак, научность (episteme) - это доказывающий, [аподиктический], склад
(сюда надо добавить и другие уточнения, данные в "Аналитиках"), ибо человек
обладает научным знанием, когда он в каком-то смысле обладает верой и
принципы ему известны. Если же [принципы известны ему] не больше вывода, он
будет обладать наукой только привходящим образом.
(IV). Таким образом мы дадим здесь определение науке.

4. В том, что может быть так и иначе, одно относится к творчеству,
другое к поступкам, а творчество (poiesis) и поступки (praxis) - это разные
вещи (в этом мы доверяемся сочинениям: для широкого круга). Следовательно, и
предполагающий поступки склад, причастный суждению, отличается от
причастного суждению склада, предполагающего творчество. Поэтому они друг в
друге не содержатся, ибо ни поступок не есть творчество, ни творчество -
поступок. Поскольку, скажем, зодчество - некое искусство, а значит, и
разновидность соответствующего причастного суждению склада [души],
предполагающего творчество, [поскольку, далее], не существует ни такого
искусства, которое не было бы причастным суждению и предполагающим
творчество складом [души], ни подобного склада, который не был бы искусством
[как искусностью], постольку искусство и склад [души], причастный истинному
суждению и предполагающий творчество, - это, по-видимому, одно и то же.
Всякое искусство имеет дело с возникновением, и быть искусным значит
разуметь (theorein), как возникает нечто из вещей, могущих быть и не быть и
чье начало в творце, а не в творимом. Искусство ведь не относится ни к тому,
что существует или возникает с необходимостью, ни к тому, что существует или
возникает естественно, ибо [все] это имеет начало [своего существования и
возникновения] в себе самом. А поскольку творчество и поступки - вещи
разные, искусство с необходимостью относится к творчеству, а не к поступкам.
Случай и искусство, между тем, в каком-то смысле имеют дело с одним и тем
же; по слову Агафона:

Искусству случай мил, искусство - случаю.

Таким образом, как уже было сказано, искусство (и искусность] - это
некий причастный истинному суждению склад [души], предполагающий творчество,
а неискусность в противоположность ему есть склад [души], предполагающий
творчество, но причастный ложному суждению, причем [и то и другое] имеет
дело с вещами, которые могут быть и такими и инакими.

5(V). О рассудительности (phronesis) мы тогда составим понятие, когда
уразумеем, кого мы называем рассудительными. Рассудительным кажется тот, кто
способен принимать верные решения в связи с благом и пользой для него
самого, однако не в частностях - например, что [полезно] для здоровья, для
крепости тела, - но в целом: какие [вещи являются благами] для хорошей
жизни. Подтверждается это тем, что мы говорим о рассудительных в каком-то
отношении, когда люди сумели хорошо рассчитать, что нужно для достижения
известной добропорядочной цели, [для достижения которой] не существует
искусства Следовательно, кто способен принимать [разумные] решения, тот и
рассудителен в общем смысле слова. Между тем никто не принимает решений ни о
том, что он может быть иным, ни о том, что ему невозможно осуществить.
Следовательно, коль скоро наука связана с доказательством, а для того, чьи
принципы могут быть и такими и инакими, доказательство невозможно (ибо все
может быть и иначе) и, наконец, невозможно принимать решения о существующем
с необходимостью, то рассудительность не будет ни наукой, ни искусством:
наукой не будет, потому что поступать можно и так и иначе, а искусством не
будет, потому что поступок и творчество различаются по роду. А значит, ей
остается быть истинным причастным суждению складом [души], предполагающим
поступки, касающиеся блага и для человека. Цель творчества отлична от него
[самого], а цель поступка, видимо, нет, ибо здесь целью является само
благо-получение в поступке. Оттого мы и считаем рассудительным Перикла и ему
подобных, что они способны разуметь, в чем их собственное благо и в чем
благо человека, такие качества мы приписываем тем, что управляет хозяйством
или государством.
Вот оттого мы зовем и благоразумие его именем, что полагаем его
блюстителем рассудительности, а блюдет оно такое представление [о
собственном и человеческом благе].