Полученные материалы еще не
опубликованы в научных изданиях. Р. Войтенко пишет, что врачи и психологи
начинали работу над программой с определенной степенью предубежденности.
"Однако, чем глубже мы "влезали" в проблему, тем больший интерес
вызывала работа над ней. Прежде всего, оказалось, что подавляющее
большинство профессиональных целителей обладают выраженным альтруистическим
радикалом, то есть имеют мощную психологическую установку на стремление
помочь больным, "сотворить добро". В целом, это хорошо интегрированные в
личностном плане люди, внутренне психологически достаточно сбалансированные,
обладающие хорошим интеллектом, умением ставить и решать жизненные задачи,
настойчивые и целеустремленные люди без стяжательских и авантюристических
тенденций.
Это не значит, что среди них не встречаются отдельные душевнобольные
или мошенники, но, как социальная группа, они отличаются бескорыстием и
желанием познать "самого себя".
Дар альтруизма, доброжелательности есть характерная черта для
подлинного врача, к какой бы ветви медицины он ни относился, и в этом смысле
нет отличий между дремучей бабкой-знахаркой и блистательным профессором
столичной клиники. Думается, у читателя из памяти еще не изгладился
приведенный мною эпизод убийственного диагноза, отсекающего надежду на
выздоровление и сотворенного по отношению к искалеченному доктору Л. Красову
его хладнокровным коллегой-"ученым". Но вот из тех же воспоминаний пример
прямо противоположного толка:
"Великий Бехтерев сказал, что, если после посещения врача больному
стало легче - значит, это был настоящий врач.
Палата ожидала обхода главного травматолога Института имени
Склифосовского профессора Соколова. При этом очень важном для больных
событии всегда присутствуют не только лечащие врачи, но и стажеры, методисты
Института физической культуры, студенты-медики. У постели больного идет
учеба, без которой немыслима практическая медицина, а также зачастую
решается судьба человека. Такое событие происходит раз в месяц, и по этому
поводу у всех в отделении (особенно у медсестер и санитарок) с утра много
хлопот.
Но вот разбинтованы раны, подготовлены истории болезни, рентгенограммы,
которые кладут каждому на кровать, и все в палате отныне живет ожиданием.
Не успели мы с Антониной Тимофеевной закончить гимнастику, как палату
заполнила толпа людей в белых халатах. В сопровождении своего эскорта
профессор медленно переходил от одной койки к другой, подольше задерживаясь
у постели тяжелобольных.
Это был рослый седовласый мужчина с крупными чертами лица, крутой
залысиной и живым умным взглядом знающего свое дело специалиста.
Приветливый, обходительный, внушающий доверие врач. Говорил профессор с
больными мягко, сочувственно и, в то же время, убедительно. И весь он был
какой-то надежный, излучающий силу, уверенность.
Наконец профессор, вместе со своей свитой, подошел к моей кровати.
Приветливо улыбаясь, протянул свою большую теплую руку и сказал
непринужденным тоном:
- Давайте знакомиться, коллега.
Рукопожатие было крепким и нежным, и рука его на несколько секунд
задержалась в моей, словно профессор хотел на ощупь почувствовать, что я за
человек. И пока лечащий врач неторопливо докладывал мою историю болезни, мы
с Соколовым, не отрываясь, рассматривали друг друга. Затем он долго и
внимательно листал мою историю болезни, изучал снимки, знакомился с
анализами. Что-то ему явно не нравилось в них, но, закончив ознакомление, он
сказал бодрым голосом:
- Если мы с вами еще немного продержимся, то вот-вот дождемся перелома,
и тогда считайте, что победили.
Ободренный его теплотой и душевностью, я робко спросил: нельзя ли мне
избавиться, хотя бы частично, от жестоких болей. В ответ на это профессор
беспомощно развел руками:
- Терпите, надо терпеть.
Он расспросил меня о моей работе, о том, что я думаю делать дальше. И
хотя с трудом я верил, что в конце концов встану на ноги, его внимание
глубоко тронуло меня.
Да, это был истинный врач, хороший психолог, знающий силу слова.
Целебно действовали не только его слова, но и спокойная мягкость голоса,
неподдельное сочувствие, желание поддержать больного, вселить в него
надежду.
Профессор как-то сразу сделался мне близким человеком, и я решил
поделиться с ним своими сокровенными помыслами. Он полностью одобрил мою
затею вести дневник наблюдений за самим собой. Сказал, что это будет
интересное дело, что мои записи могут оказать хорошую услугу медицине. А он
потом поможет их опубликовать или сделать на основе этих записей
диссертацию.