Она лежала там, а я лежал в
обширной палате для умирающих. Почему-то дневного света из той поры
вспомнить не могу, только сплошную ночь и тусклые синие светильники. И белые
ширмы, которые через каждые несколько часов ставили то около одной, то около
другой кровати, а потом появлялись дюжие санитары в грязных халатах и
переваливали оттуда негнущееся тело на каталку и увозили его ногами в дверь.
А потом снова появлялась каталка и с нее на освободившееся место укладывали
нового претендента на потусторонний мир. Конвейер работал неторопливо, но
безостановочно.
Рядом со мной лежал плотный мужчина лет сорока. Почти все время у него
дежурила донельзя растерянная жена: он никогда раньше ничем не болел, и жили
они в достатке, пили и ели в свое удовольствие, ни в чем себе не отказывали.
Болезнь на него свалилась неожиданно, как кирпич с крыши: какая-то бурно
развивающаяся разновидность онкологии (конечно, название его беды я не
запомнил: чувства, направленные вовне, были притуплены, очевидно, из-за
инстинкта самосохранения). Очень быстро он впал в полузабытье, принялся
бредить, судорожно хватая жену за руки. Наконец, подобие сна смирило его, и
жена, вконец выбившаяся из сил, отправилась домой хоть немного в течение
этих безумных суток отдохнуть. Вскоре после ее ухода он очнулся и в страхе
от одиночества, перед лицом близкой ледяной смерти, неминуемость которой
ощутил, принялся метаться и непрерывно кричать: "Няня! Няня! Няня!..".
Появилась санитарка, попыталась уложить и успокоить его, но он уже ничего не
слышал. Вцепившись ей в руку, он только отчаянно и моляще кричал: "Няня!..
Няня!.. Няня!..". Это были его последние слова. Вскоре кровать огородили
ширмой...
Вот ради этих слов, а точнее - ради определения чувств заболевшего
человека я и привел данный, не забываемый уже десятилетиями эпизод, самый
памятный из всех за то пребывание в преисподней ада. (Чтобы завершить
автобиографический сюжет, скажу лишь, что кто-то из врачей придумал на
четвертые сутки положить меня, еще живого, с мертвым животом, под мощный
аппарат УВЧ, который в течение двух раз по минуте пробудил-таки к жизни
центры кишечника, перистальтика включилась, кишки, после невероятного
очищения, сами уложились согласно собственному штатному расписанию. На
следующий день я перешел из своей мертвецкой в палату для обычных больных, а
еще через четыре дня под расписку выписался домой: согнутый пополам из-за
швов на животе, сбросивший мало не 20 кг, я должен был догонять свою
студенческую группу в сдаче госэкзаменов. Еще через две недели я вышел на
борцовский ковер, так как вечерами работал тренером по самбо, и мои
подменщики резонно указали на то, сколько времени я проманкировал своими
прямыми обязанностями... Да, молодость многое может, если не отправлять ее
под откос).
"Няня!.. Няня!.. Няня!.." - этот крик, несущийся уже оттуда, есть
сконцентрированный до огненного жжения символ просьбы, обращенной к
врачевателю, есть мольба о помощи, об избавлении от страданий, о спасении,
наконец, от смерти. Кого еще в таких обстоятельствах с подобной страстной
силой может один человек умолять другого? Разве что господа Бога. Вот в этом
все и дело! Для человека, даже не находящегося в состоянии шоковых болей, но
попавшего в трудное, тяжелое положение со здоровьем, врачеватель является
наместником Бога на Земле, ибо от него напрямую зависит сама жизнь. Но часто
- даже чаще всего - страдающий человек пребывает в стрессовой ситуации,
психика его находится в измененном состоянии, тем более страстно он верует в
избавление от страданий, которое принесет ему врач.
Разумеется, я говорю о трудных случаях, не о какой-либо занозе в
пальце, которую легко извлечь самостоятельно. И вот в этих-то напряженных,
драматических, а подчас и трагических обстоятельствах врачеватель, который
способен их изменить к лучшему, необходим даже самым сильным духовно людям.
Более того, даже профессиональным целителям, попавшим в беду. Приведу
достаточно выразительный случай. Один из сильных биоэнергетиков должен был
перетерпеть относительно несложную операцию: необходимо было выдолбить
корень зуба с гранулемой в нижней челюсти, чтобы не разрушать очень дорогой
и красивый мост над ней. (Кстати говоря, гранулема эта была прямым
следствием недобросовестной работы врача-протезиста, который осуществил свою
ювелирную работу без предварительной санации всех навечно закрываемых им
зубов).
Сама процедура долбежки зубов прошла на высоком профессиональном
уровне, но случилось непредсказуемое: операционная была хорошо проветрена, а
с ночи ударил сильный мороз, и операционный стол оказался достаточно
охлажден. Тридцать-сорок минут пребывания на выстуженном ложе при