Аналогично и суждение будет предметом реальным и как предмет оно обладает безотносительным свойством оценочности, но как процесс - суждение относительно, т.е. ложно или истинно. Относительные свойства не интересуют Лукасевича, не они свидетельствуют о предмете метафизики. Его внимание привлекают "необходимые связи среди предметов, которыми занимается каждая наука, однако ни одна из них не исследует свойства самих необходимых отношений, которыми связаны эти предметы. Это задача науки о предметах, т.е. метафизики."(S.55)

Таким образом предметом исследований для Лукасевича является прежде всего отношение, процесс, в частности, среди "различных целостностей особенного внимания заслуживают регулярные целостности; простейшей их формой является последовательность".(S.54) Так в процессе суждения он выделяет "объективные корреляты убеждений, т.е. "объективы"", которые "изучает логика не в виду их частного содержания, но с точки зрения их формы, [...] отыскивает законы связей между истинностью и ложностью этих форм". ([1907],S.64) Отдельные формы означаются символами. Можно предположить, что среди этих символов находятся истинностные оценки, подпадающие у Лукасевича под рубрику "коррелятов суждения". Как кажется, другого объяснения природы истинностных оценок у Лукасевича нет. Его подход к истинностным оценкам метафизический, если не сказать сильнее - эмпирический. После неудачной работы о правдоподобии, обсуждавшейся выше, все аргументы Лукасевича в пользу введения третьей истинностной оценки сводятся к экстралингвистическому ее обоснованию. Говоря о принципе двузначности он пишет, что этот принцип для него неочевиден, поскольку неочевиден исход будущих случайных событий. В сущности значение оценки, отличной от истины или лжи, зависит от хода экстралингвистического процесса. Но этот же эффект можно было наблюдать и при анализе предложений правдоподобия. Впрочем, Лукасевич и не скрывает своего незнания природы истинностных оценок, ибо она для него процесс и интересовать его могут только свойства этого процесса. В статье "О детерминизме"[1922] он пишет: "Чем является эта третья логическая оценка? У меня нет для нее соответствующего названия".(S.125) Интерпретируя ее как "возможность" Лукасевич только подчеркивает эмпирический характер третьей истинностной оценки в виде возможности появления будущего события.

О том, что экстралингвистическая (эмпирическая) интерпретация третьей истинностной оценки была выбрана неудачно свидетельствуют трудности с интерпретацией оценок тогда, когда число их увеличивается. В этой ситуации просто необходимо задаться вопросом об интерпретации истинностных оценок: соответствуют ли их значениям какие-либо экстралингвистические предметы, коррелятами которых являются оценки, или же они суть результаты интралингвистических процессов? И в первом, и во втором случае оценки могут быть метафизическими предметами. В этой ситуации совершенно очевидной становится позиция Лукасевича и в отношении логических функций, значениями и аргументами которых являются эти истинностные оценки: "Понятия пропозициональной переменной, импликации и отрицания не могут быть подробнее объяснены; их следует считать первичными понятиями методологии исчисления предложений". ([1930],S.130) Для Лукасевича логика - это инструмент, которым как сетью можно вылавливать "жемчуга научного синтеза". Именно в силу этого взгляда на логику он придавал большое значение т.н. "обобщающей дедукции", когда посылка в выводе является с синтаксической точки зрения частным случаем заключения. Этот свой взгляд он распространил и на традиционную логику: "В учебниках логики мы часто встречаемся со взглядом, что дедукция - это вывод от общего к частному. Этот взгляд ошибочен уже в области традиционной логики". И далее: "Одновременно с этой ошибочной характеристикой дедукции низлагается по определению и взгляд, будто бы дедукция не расширяет нашего знания". ([1931],S.173) Примеров расширения "нашего знания" с точки зрения семантики Лукасевич не приводит, ибо такие примеры предполагали бы интерпретацию в конечном счете предложений логического исчисления, а подобное действие связано с номинализмом. В [1936] Лукасевич еще связывает определенные надежды с номинализмом, ибо пишет, что "современная логика одета в номиналистические одежды", но уже в [1937] его отношение меняется: "Признаюсь совершенно искренне, что если бы еще недавно мне кто-нибудь задал вопрос, признаю ли я как логик номинализм, то ответил бы утвердительно, без колебаний, поскольку не задумывался глубже над самой доктриной номинализма, но обращал внимание только на логическую практику".(S.212) Правда, номинализм Лукасевич понимал весьма радикально, считая, что "логистика заняла бы номиналистическую позицию, если бы имена и предложения трактовала исключительно как записи определенной формы, не беспокоясь тем, означают ли что-нибудь эти записи и что они значат".(S.213) Дело даже не в том, что совокупность написанных знаков конечна: "против номинализма, продуманного мною до конца восстает вся моя интуиция".