Моё убеждение в  вашем  высказывании является  каузальным единством и, по предположению, представляет собой  единое событие. Но в ментальных  делах каузальное единство  вполне может быть несколькими событиями в различные моменты  времени. Последнее является частью точки зрения Бергсона* на  повторяемость; оно также предполагается законом привычки. Оно  вполне может быть преобразовано в одно из фундаментальных  различий между физикой и психологией. Таким образом, нет хо рошей причины тому, чтобы, когда мы убеждены в последователь ности, существовал бы какой-то один момент, в рамках которого  существует всё содержание убеждения. Убеждение в последова тельности само вполне может быть последовательностью. Если это  так, временные отношения, как и пространственные, допускают  простейший тип соответствия, при котором отношение в образной  пропозиции совпадает с отношением в объективном корреляте. Но  я только хочу предложить эту точку зрения как возможную; я не  чувствую себя готовым сказать с какой-либо уверенностью, что  фактически это истинно.    Соответствие пропозиции и факта неизмеримо усложняется, ко гда мы переходим к более сложным типам пропозиций: пропози циям о существовании, общим пропозициям, дизъюнктивным и  гипотетическим пропозициям и т.д. Эта тема важна и способна, я уверен, пролить много нового света на логику; но я не буду продолжать её здесь.    Общую  природу формального соответствия, создающего истинность или ложность, можно видеть из простейшего случая: случаядвухместного отношения, которое одинаково в факте и в образной пропозиции. У вас есть образ А, находящийся слева от вашего образа В; последнее обстоятельство является образной пропозицией. Если А находится слева от В, пропозиция является истинной; если А не находится слева от В, она является ложной. Фраза 'А находится слева от В' обозначает образную пропозицию и является истинной, когда последняя истинна, и ложной, когда последняя ложна; с другой стороны, фраза 'Л не находится слева от В' является истинной, когда образная пропозиция является ложной, и ложной, когда последняя истинна. Таким образом, для простейшего случая мы  получили формальное определение истинности и ложности как для образных пропозиций, так и для словесных пропозиций. Легко видеть, что тот же самый вид определения может быть распространён на более сложные случаи.    Заметим, что истинность и ложность в их формальном смысле первично являются свойствами пропозиций, а не убеждений. Про-изводно мы называем убеждение истинным, когда оно представляет собой убеждение в истинной пропозиции, а неверие называем истинным, когда оно относится к ложной пропозиции; но первично формальные  значения 'истинности' и 'ложности' приложимы к пропозициям.    Но когда мы переходим к тому, что придаёт важное значение истинности и ложности в противоположность тому, что конституирует их формальное определение, важны убеждения, а не пропозиции. Убеждения влияют  на действия и, я говорю, влияние истинных  убеждений приятны более, чем влияния ложных убеждений. Попытка  определить истину таким способом кажется мне ошибочной. Но поскольку мы ограничиваемся формальным определением истины, затруднительно видеть, почему этим способом интересуются. Поэтому важно помнить о связи убеждения с действием. Но я  не думаю, что приятные влияния убеждения сами по себе являются удовлетворительной его верификацией, или что эта верификация  может быть использована для определения истины. Существуют, например, истинные пропозиции о прошлых состояниях дел, кото рые не  могут быть верифицированы. Формальное  определение  истины посредством соответствия пропозиции и её объективного  коррелята, по-видимому, единственно теоретически адекватно. Дальнейшее исследование, независимо от того, если наше опреде ление корректно, есть ли что-нибудь такое, что может стать из вестным, я не могу теперь предпринимать; но если результат тако го исследования будет неблагоприятным, я не рассматривал бы его как предоставляющий  какое-либо теоретическое возражение на  предложенное определение.

ЛОГИЧЕСКИЙ АТОМИЗМ

                            (1924)

   Философия, которую я защищаю, в общем рассматривается как разновидность реализма и обвиняется в непоследовательности из-за собственных оснований, которые, по-видимому, противоречат данной доктрине. С моей стороны, я не рассматриваю коллизию между реалистами и их оппонентами как фундаментальную; я могу изменить свою точку зрения на эту коллизию, не изменяя своего мнения относительно любой из доктрин, на которую желал бы обратить особое внимание. Я придерживаюсь  того, что логика фундаментальна для  философии, и что школы  характеризуются скорее своей логикой, а не своей метафизикой. Моя собственная логика является атомистичной, и это тот аспект, на котором я хотел бы сделать ударение. Поэтому я предпочитаю описывать свою философию  как 'логический атомизм', а не как 'реализм', независимо  от того, предшествует ли данному слову какое-то прилагательное или же нет.