То же самое, по-видимому, будет истинным и для субъекта, и я затрудняюсь обнаружить какой-либо действительный феномен, который можно было бы  назвать 'актом' и рассматривать как конституенту представления. Логические аналогии, которые привели меня к данному выводу, были усилены  аргументами Джеймса и американских реалистов. Поэтому, мне кажется  необходимым  сконструировать теорию представления и убеждения, которая не использует 'субъекта' или 'акт' как конституенту представления. То, что такого предмета, как 'субъект' нет, определено ничуть не в большей степени, чем то, что нет точек пространства или моментов времени. Такие предметы могут существовать, но у нас отсутствует причина предполагать, что они есть, а стало быть, наши теории должны избегать предположения о том, что они существуют или что они не существуют. Практический  результат этого тот же самый, как если бы мы предположили, что они не существуют, но теоретическая установка отличается.    Первый результат отбрасывания субъекта приводит к тому, что теория ментальных событий необходимо становится менее относительной. Например, точку зрения Бренгано*, что ментальные феномены  характеризуются 'объективной референцией', нельзя принять в её очевидном смысле. В частности, ощущение нельзя более рассматривать как отношение субъекта к чувственно данному; соответственно различие между ощущением и чувственно данным утрачивается; становится невозможным рассматривать ощущение как познавательное в каком-либо смысле. lang=EN-US> Per contra* ощущение становится в равной степени частью предмета физики и психологии: оно одновременно является частью сознания человека, который  'обладает' ощущением, и частью тела, которая 'воспринимаегся' посредством ощущения1. Эта тема требует расширения, но не здесь, поскольку она не совсем соответствует нашей теперешней теме.    Помимо ощущений 'представления', как предмет наблюдения, по-видимому, составлены из образов. Образы, согласно только что сказанному, по своей собственной природе не должны рассматриваться как относительные; тем не менее, по крайней мере в случае образов памяти считается, что они указывают за себя, на нечто такое, что они 'обозначают'. Мы уже имели дело с значением образов, насколько было возможно, без введения убеждения; но ясно, когда мы вспоминаем посредством образов, последние сопровождаются убеждением, которое можно выразить (хотя и с недостаточной подробностью), говоря, что их считают копиями чего-то существующего  ранее. И помимо памяти образы едва ли могут Приобретать значение. Таким образом, анализ убеждения даже существен для полного описания значения слов и образов - ибо значение слов, как мы обнаруживаем, зависит от значения образов, зависящих в свою очередь от памяти, которая сама является формой убеждения.    Таким  образом, до сих пор у нас было два типа ментального 'состава', а именно, (а) ощущения, которые к тому же являются физическими, и (в) образы, которые являются чисто ментальными. Ощущения   не 'обозначают', но образы часто обозначают опосредованно через убеждение.    Теория убеждения, которую я прежде защищал, а именно, что оно состоит во множественном отношении субъекта к объектам, конституирующим   'объективный коррелят', т.е. факт, который делает убеждение истинным или ложным, становится невозможной в связи с отбрасыванием субъекта. Когда отбрасывается субъект, конституенты убеждения не могут быть одинаковыми с конститу-ентами  его 'объективного коррелята'. Последнее имеет как преимущества, так и недостатки. Недостатки вытекают из различия между   содержанием  и объективным   коррелятом, что, по-видимому, делает последний сомнительным в том смысле, что мы не можем  сказать, что нам 'известен' объективный коррелят2. Преимущества производны от реабилитации содержания, что делает возможным  допущение пропозиций в качестве действительно ком-

 Предлагаемая теория тел развита в моей книге Our Knowledge of the External World. >  Важная часть 'познания' состоит в том факте, что посредством 'представлений' мы

 можем действовать способом, соответствующим отсутствующему объекту и неза висящим от стимулов имеющегося ощущения. Я не развивал в данной статье такой  порядок идей, но я не хочу преуменьшать его важность.

плексньгх обстоятельств и избавление от затруднений, связанных с ответом на вопрос: В чём мы убеждены, когда убеждены ложно? Однако теория, которую я намерен отстаивать рекомендуется не этими преимуществами  и отвергается не вследствие указанных недостатков; для признания она представляется на основании согласования с тем, что можно наблюдать эмпирически, и потому что она отвергает всё мифологическое или просто схематическое. Удобна она эпистемологически или же нет - это вопрос, не имеющий отношения  к её истинности или ложности, и не его я предполагаю рассматривать далее.    Являются ли ощущения и образы, в зависимости от ситуации, подходящим материалом, из которого составлены убеждения? Я думаю, да.