Из этого устранения антиномиии практического чистого разума следует, что в
практических основоположениях можно мыслить (хотя, конечно, еще нельзя
познать и постичь), по крайней мере как нечто возможное, естественную и
необходимую связь между сознанием нравственности и ожиданием соразмерного с
ней счастья как его следствия; но отсюда следует и то, что принципы поисков
счастья не могут породить нравственность; что, следовательно,
нравственность составляет верховное благо (как первое условие высшего
блага), а счастье составляет, правда, второй элемент его, но так, что оно
только морально обусловленное, однако необходимое следствие нравственности.
Только в такой субординации высшее благо есть весь объект чистого
практического разума, который необходимо должен представлять себе его
возможным, так как одно из велений разума - делать все возможное для его
осуществления. Но так как возможность такой связи обусловленного с его
условием принадлежит к сверхчувственным отношениям вещей и не может быть
дана по законам чувственно воспринимаемого мира, хотя практическое
следствие этой идеи, а именно поступки, которые имеют целью осуществить
высшее благо, принадлежат к чувственно воспринимаемому миру, - то мы
попытаемся показать основания указанной возможности, во-первых, в отношении
того, что непосредственно в нашей власти, и, во-вторых, в том, что
предлагает нам разум как дополнение к нашей неспособности для возможности
высшего блага (по практическим принципам необходимо) и что не в нашей
власти.



III

О первенстве чистого практического разума в его связи со спекулятивным



Под первенством одной из двух или более вещей, связанных разумом, я понимаю
преимущество одной из них быть первым определяющим основанием связи со
всеми остальными. В более узком, практическом смысле это означает
преимущество интереса одной, поскольку ей (которую нельзя ставить ниже
какой-либо другой) подчиняется интерес других. Каждой способности души
можно приписать интерес, т. е. принцип, содержащий в себе условие, при
котором только и может быть успешным применение этой способности. Разум как
способность [давать] принципы определяет интерес всех душевных сил, а также
и свой собственный интерес. Интерес его спекулятивного применения состоит в
познании объекта вплоть до высших априорных принципов; интерес
практического применения - в определении воли в отношении конечной и полной
цели. То, что требуется для возможности применения разума вообще, а именно
чтобы принципы и утверждения его не противоречили друг другу, не составляет
части его интереса; оно есть вообще условие обладания разумом; только
расширение [разума], а не просто соответствие [его] с самим собой мы
относим к его интересу.

Если практический разум может допускать и мыслить как данное только то, что
ему мог предложить спекулятивный разум сам по себе из своего усмотрения, то
первенство остается за спекулятивным разумом. Но если допустить, что
практический разум сам по себе имеет первоначальные априорные принципы, с
которым неразрывно связаны те или иные теоретические положения, и что эти
положения тем не менее недоступны какому бы то ни было возможному
усмотрению спекулятивного разума (хотя они и не должны были бы
противоречить ему), то вопрос состоит в том, какой интерес выше (а не в
том, какой должен уступить, так как один [из них] не необходимо
противоречит другому): должен ли спекулятивный разум, который ничего не
знает о том, что предлагает ему признать практический, принять эти
положения и попытаться соединить их, хотя они для него запредельны, с
своими понятиями как чуждое, привнесенное ему достояние, или же он вправе
упрямо преследовать только свой собственный, частный интерес и согласно
канонике Эпикура (1) отвергать как пустое умствование все, что не может
подтвердить свою объективную реальность очевидными, данными опытом
примерами, хотя бы оно и было тесно связано с интересом практического
(чистого) применения и само по себе не противоречило теоретическому, -
отвергать только потому, что оно на самом деле наносит ущерб интересу
спекулятивного разума, поскольку уничтожает те границы, которые этот разум
сам для себя поставил, и отдает его на милость всякой нелепости или безумия
исступления.

Действительно, такого предположения нельзя делать для спекулятивного
разума, если бы в основу был положен практический разум как обусловленный
патологически, т.