Скачать 127.08 Кбайт
Критика практического разума
В самом деле, то, что это понятие не содержит в себе
ничего невозможного и по отношению к объекту, было доказано тем, что ему
было обеспечено его место в чистом рассудке при всяком применении к
предметам чувств; и если мы затем относим это понятие к вещам самим по себе
(которые не могут быть предметами опыта), то хотя оно не способно дать
определение для представления об определенном предмете в целях
теоретического познания, но оно все же могло еще для какой-то другой (может
быть, практической) цели быть способным дать определение для применения
его, чего не могло бы быть, если бы, как думает Юм, это понятие причинности
содержало в себе нечто такое, чего вообще нельзя мыслить.
Чтобы найти это условие применения данного понятия к ноуменам, нам надо
вспомнить только, почему мы не довольствуемся применением его к предметам
опыта, а хотели бы пользоваться им и для вещей самих по себе. Тогда
окажется, что это сделала для нас необходимым не теоретическая, а
практическая цель. Для спекуляции, если бы это нам и удалось, мы этим не
сделали бы никакого действительного приобретения в познании природы и
вообще в отношении предметов, которые могли бы где-то быть нам даны; во
всяком случае мы здесь сделали бы большой шаг от чувственно обусловленного
(оставаться при нем и усердно продвигаться вдоль цепи причин - для этого мы
уже приложили достаточно усилий) к сверхчувственному, чтобы завершить и
ограничить наше познание со стороны оснований, хотя всегда остается
незаполненной бесконечная пропасть между этими границами и тем, что мы
знаем, и мы скорее внимали бы пустому любопытству, чем основательной
любознательности.
Но кроме того отношения, в котором рассудок находится с предметами (в
теоретическом познании), он имеет еще отношение и к способности желания,
которая поэтому называется волей и, поскольку чистый рассудок (который в
этом случае называется разумом) благодаря одному лишь представлению о
законе есть практический разум, чистой волей. Объективная реальность чистой
воли, или, что то же, чистого практического разума, дана а priori в
моральном законе как бы через факт; действительно, так можно назвать
определение воли, которое неизбежно, хотя оно и не основывается на
эмпирических принципах. Но в понятии воли уже содержится понятие
причинности; стало быть, в понятии чистой воли содержится понятие
причинности из свободы, т. е. такой причинности, которая определяема не по
законам природы и, следовательно, не способна ни к какому эмпирическому
созерцанию как доказательству своей реальности, но которая все же свою
объективную реальность полностью подтверждает a priori в чистом
практическом законе, однако (как это легко усмотреть) не для
теоретического, а только для практического применения разума. Понятие же
существа, обладающего свободной волей, есть понятие о causa noumenon (5);
что это понятие не противоречит себе, видно уже из того, что понятие
причины, как целиком возникшее из чистого рассудка, по своей объективной
реальности в отношении предметов вообще доказывается путем дедукции, причем
по своему происхождению оно независимо от всех чувственных условий,
следовательно, само по себе не ограничено феноменами (разве только там, где
хотели бы найти для него теоретически определенное применение) и,
несомненно, может быть применено к вещам как сущностям чистого рассудка. Но
так как под это применение нельзя подвести никакое созерцание, так как
созерцание всегда может быть только чувственным, то causa noumenon в
отношении теоретического применения разума хотя возможное и мыслимое
понятие, но пустое. Но поэтому я и не хочу теоретически знать свойство
существа, поскольку оно обладает чистой волей; с меня достаточно указать
его, как таковое, и, стало быть, только связать понятие причинности с
понятием свободы (и то, что неотделимо от нее, - с моральным законом как
определяющим основанием ее). Это право мне, несомненно, принадлежит в силу
чистого, не эмпирического происхождения понятия причины, хотя я вправе
применять его только к моральному закону, который определяет его
реальность, т. е. я могу дать ему только практическое применение.
Если бы я вместе с Юмом лишил понятие причинности объективной реальности в
теоретическом применении" не только в отношении вещей самих по себе (в
отношении сверхчувственного) но и в отношении предметов чувств, то оно
утратило бы всякое значение и как теоретически невозможное понятие было бы
признано совершенно непригодным, а так как ничто не может иметь никакого
применения, то практическое применение теоретически несостоятельного
понятия было бы совершенно нелепым.
ничего невозможного и по отношению к объекту, было доказано тем, что ему
было обеспечено его место в чистом рассудке при всяком применении к
предметам чувств; и если мы затем относим это понятие к вещам самим по себе
(которые не могут быть предметами опыта), то хотя оно не способно дать
определение для представления об определенном предмете в целях
теоретического познания, но оно все же могло еще для какой-то другой (может
быть, практической) цели быть способным дать определение для применения
его, чего не могло бы быть, если бы, как думает Юм, это понятие причинности
содержало в себе нечто такое, чего вообще нельзя мыслить.
Чтобы найти это условие применения данного понятия к ноуменам, нам надо
вспомнить только, почему мы не довольствуемся применением его к предметам
опыта, а хотели бы пользоваться им и для вещей самих по себе. Тогда
окажется, что это сделала для нас необходимым не теоретическая, а
практическая цель. Для спекуляции, если бы это нам и удалось, мы этим не
сделали бы никакого действительного приобретения в познании природы и
вообще в отношении предметов, которые могли бы где-то быть нам даны; во
всяком случае мы здесь сделали бы большой шаг от чувственно обусловленного
(оставаться при нем и усердно продвигаться вдоль цепи причин - для этого мы
уже приложили достаточно усилий) к сверхчувственному, чтобы завершить и
ограничить наше познание со стороны оснований, хотя всегда остается
незаполненной бесконечная пропасть между этими границами и тем, что мы
знаем, и мы скорее внимали бы пустому любопытству, чем основательной
любознательности.
Но кроме того отношения, в котором рассудок находится с предметами (в
теоретическом познании), он имеет еще отношение и к способности желания,
которая поэтому называется волей и, поскольку чистый рассудок (который в
этом случае называется разумом) благодаря одному лишь представлению о
законе есть практический разум, чистой волей. Объективная реальность чистой
воли, или, что то же, чистого практического разума, дана а priori в
моральном законе как бы через факт; действительно, так можно назвать
определение воли, которое неизбежно, хотя оно и не основывается на
эмпирических принципах. Но в понятии воли уже содержится понятие
причинности; стало быть, в понятии чистой воли содержится понятие
причинности из свободы, т. е. такой причинности, которая определяема не по
законам природы и, следовательно, не способна ни к какому эмпирическому
созерцанию как доказательству своей реальности, но которая все же свою
объективную реальность полностью подтверждает a priori в чистом
практическом законе, однако (как это легко усмотреть) не для
теоретического, а только для практического применения разума. Понятие же
существа, обладающего свободной волей, есть понятие о causa noumenon (5);
что это понятие не противоречит себе, видно уже из того, что понятие
причины, как целиком возникшее из чистого рассудка, по своей объективной
реальности в отношении предметов вообще доказывается путем дедукции, причем
по своему происхождению оно независимо от всех чувственных условий,
следовательно, само по себе не ограничено феноменами (разве только там, где
хотели бы найти для него теоретически определенное применение) и,
несомненно, может быть применено к вещам как сущностям чистого рассудка. Но
так как под это применение нельзя подвести никакое созерцание, так как
созерцание всегда может быть только чувственным, то causa noumenon в
отношении теоретического применения разума хотя возможное и мыслимое
понятие, но пустое. Но поэтому я и не хочу теоретически знать свойство
существа, поскольку оно обладает чистой волей; с меня достаточно указать
его, как таковое, и, стало быть, только связать понятие причинности с
понятием свободы (и то, что неотделимо от нее, - с моральным законом как
определяющим основанием ее). Это право мне, несомненно, принадлежит в силу
чистого, не эмпирического происхождения понятия причины, хотя я вправе
применять его только к моральному закону, который определяет его
реальность, т. е. я могу дать ему только практическое применение.
Если бы я вместе с Юмом лишил понятие причинности объективной реальности в
теоретическом применении" не только в отношении вещей самих по себе (в
отношении сверхчувственного) но и в отношении предметов чувств, то оно
утратило бы всякое значение и как теоретически невозможное понятие было бы
признано совершенно непригодным, а так как ничто не может иметь никакого
применения, то практическое применение теоретически несостоятельного
понятия было бы совершенно нелепым.
|
|