Скачать 127.08 Кбайт
Критика практического разума
А то, что
уменьшает наше самомнение в нашем собственном суждении, смиряет.
Следовательно, моральный закон неизбежно смиряет каждого человека,
сопоставляющего с этим законом чувственные влечения своей природы. То,
представление о чем как определяющем основании нашей воли смиряет нас в
нашем самосознании, само по себе будит чувство уважения к себе, поскольку
оно положительно и есть определяющее основание. Следовательно, моральный
закон и субъективно есть основа уважения. А так как все, что встречается в
себялюбии, принадлежит к склонности, а всякая склонность основывается на
чувствах, стало быть, то, что ограничивает в себялюбии все склонности
вместе, именно поэтому необходимо влияет на чувство, - то мы понимаем,
каким образом возможно a priori знать, что моральный закон, лишая
склонности и стремление делать их высшим практическим условием, т. е.
себялюбие, всякого доступа к высшему законодательству, может оказывать на
чувство воздействие, которое, с одной стороны, негативно, а с другой -
именно в отношении ограничивающей основы чистого практического разума -
положительно; и для этого нет надобности признавать какой-либо особый вид
чувства под именем практического или морального как предшествующего
моральному закону и лежащего в его основе.
Негативное воздействие на чувство (на чувство неприятного), так же как
всякое влияние на него и как всякое чувство вообще, патологично. Хотя как
воздействие сознания морального закона, следовательно, по отношению к
некоторой умопостигаемой причине, а именно к субъекту чистого практического
разума как к высшему законодателю, это чувство разумного субъекта,
побуждаемого склонностями, и называется смирением (интеллектуальным
презрением) , но по отношению к положительному основанию его, к закону,
называется вместе с тем и уважением к закону, для которого не существует
никакого чувства; в суждении разума, так как этот закон устраняет
противодействие, устранение какого-нибудь препятствия ценится одинаково с
положительным содействием причинности. Вот почему это чувство можно назвать
и чувством уважения к моральному закону, а по той и другой причине -
моральным чувством.
Следовательно, моральный закон, коль скоро он формальное определяющее
основание поступка через практический чистый разум, коль скоро он хотя и
материальное, но лишь объективное определяющее основание предметов поступка
под именем доброго и злого, есть вместе с тем и субъективное определяющее
основание, т. е. побуждение к этому поступку, так как он оказывает влияние
на чувственность субъекта (3) и возбуждает чувство, которое содействует
влиянию закона на волю. Но здесь в субъекте не предшествует никакое
чувство, которое располагало бы к моральности. Это невозможно, так как
всякое чувство воспринимается чувством (alles Gefiihl ist sinnlich), а
мотив нравственного убеждения должен быть свободным от всякого чувственного
условия. Наоборот, чувственное восприятие (sinnliches Gefiihl), лежащее в
основе всех наших склонностей, служит условием того ощущения, которое мы
называем уважением, но причина определения этого чувства лежит в чистом
практическом разуме, и потому это ощущение ввиду его происхождения можно
назвать обусловленным не патологически, а практически: благодаря тому что
представление о моральном законе лишает себялюбие его влияния, а самомнение
- иллюзии, препятствие для чистого практического разума ослабляется и
возникает представление о превосходстве его объективного закона над
побуждениями чувственности, стало быть, устранением противовеса в суждении
разума закон приобретает вес (по отношению к воле, на которую воздействуют
побуждения чувственности). И таким образом, уважение к закону есть не
побуждение к нравственности, а сама нравственность, если рассматривать его
субъективно как мотив, так как чистый практический разум, отбрасывая все
притязания себялюбия, в противоположность этому себялюбию придает вес
187
закону, который теперь один только и имеет влияние. Но при этом надо
заметить, что коль скоро уважение есть воздействие на чувство, стало быть,
на чувственность разумного существа, то это уже предполагает чувственность,
стало быть, и конечную природу таких существ, которым моральный закон
внушает уважение, и что высшему существу, или же свободному от всякой
чувственности существу, для которого, следовательно, эта чувственность не
может быть препятствием для практического разума, нельзя приписывать
уважение к закону.
Таким образом, это чувство (под именем морального) возбуждается
исключительно лишь разумом. Оно служит не для того, чтобы судить о
поступках или же основать сам объективный нравственный закон, а служит лишь
мотивом, дабы сделать его нашей максимой. Но каким именем лучше всего можно
было бы назвать это странное чувство, которое нельзя сравнивать ни с каким
патологическим? Оно до такой степени своеобразно, что, кажется, находится в
распоряжении одного лишь разума, а именно практического чистого разума.
уменьшает наше самомнение в нашем собственном суждении, смиряет.
Следовательно, моральный закон неизбежно смиряет каждого человека,
сопоставляющего с этим законом чувственные влечения своей природы. То,
представление о чем как определяющем основании нашей воли смиряет нас в
нашем самосознании, само по себе будит чувство уважения к себе, поскольку
оно положительно и есть определяющее основание. Следовательно, моральный
закон и субъективно есть основа уважения. А так как все, что встречается в
себялюбии, принадлежит к склонности, а всякая склонность основывается на
чувствах, стало быть, то, что ограничивает в себялюбии все склонности
вместе, именно поэтому необходимо влияет на чувство, - то мы понимаем,
каким образом возможно a priori знать, что моральный закон, лишая
склонности и стремление делать их высшим практическим условием, т. е.
себялюбие, всякого доступа к высшему законодательству, может оказывать на
чувство воздействие, которое, с одной стороны, негативно, а с другой -
именно в отношении ограничивающей основы чистого практического разума -
положительно; и для этого нет надобности признавать какой-либо особый вид
чувства под именем практического или морального как предшествующего
моральному закону и лежащего в его основе.
Негативное воздействие на чувство (на чувство неприятного), так же как
всякое влияние на него и как всякое чувство вообще, патологично. Хотя как
воздействие сознания морального закона, следовательно, по отношению к
некоторой умопостигаемой причине, а именно к субъекту чистого практического
разума как к высшему законодателю, это чувство разумного субъекта,
побуждаемого склонностями, и называется смирением (интеллектуальным
презрением) , но по отношению к положительному основанию его, к закону,
называется вместе с тем и уважением к закону, для которого не существует
никакого чувства; в суждении разума, так как этот закон устраняет
противодействие, устранение какого-нибудь препятствия ценится одинаково с
положительным содействием причинности. Вот почему это чувство можно назвать
и чувством уважения к моральному закону, а по той и другой причине -
моральным чувством.
Следовательно, моральный закон, коль скоро он формальное определяющее
основание поступка через практический чистый разум, коль скоро он хотя и
материальное, но лишь объективное определяющее основание предметов поступка
под именем доброго и злого, есть вместе с тем и субъективное определяющее
основание, т. е. побуждение к этому поступку, так как он оказывает влияние
на чувственность субъекта (3) и возбуждает чувство, которое содействует
влиянию закона на волю. Но здесь в субъекте не предшествует никакое
чувство, которое располагало бы к моральности. Это невозможно, так как
всякое чувство воспринимается чувством (alles Gefiihl ist sinnlich), а
мотив нравственного убеждения должен быть свободным от всякого чувственного
условия. Наоборот, чувственное восприятие (sinnliches Gefiihl), лежащее в
основе всех наших склонностей, служит условием того ощущения, которое мы
называем уважением, но причина определения этого чувства лежит в чистом
практическом разуме, и потому это ощущение ввиду его происхождения можно
назвать обусловленным не патологически, а практически: благодаря тому что
представление о моральном законе лишает себялюбие его влияния, а самомнение
- иллюзии, препятствие для чистого практического разума ослабляется и
возникает представление о превосходстве его объективного закона над
побуждениями чувственности, стало быть, устранением противовеса в суждении
разума закон приобретает вес (по отношению к воле, на которую воздействуют
побуждения чувственности). И таким образом, уважение к закону есть не
побуждение к нравственности, а сама нравственность, если рассматривать его
субъективно как мотив, так как чистый практический разум, отбрасывая все
притязания себялюбия, в противоположность этому себялюбию придает вес
187
закону, который теперь один только и имеет влияние. Но при этом надо
заметить, что коль скоро уважение есть воздействие на чувство, стало быть,
на чувственность разумного существа, то это уже предполагает чувственность,
стало быть, и конечную природу таких существ, которым моральный закон
внушает уважение, и что высшему существу, или же свободному от всякой
чувственности существу, для которого, следовательно, эта чувственность не
может быть препятствием для практического разума, нельзя приписывать
уважение к закону.
Таким образом, это чувство (под именем морального) возбуждается
исключительно лишь разумом. Оно служит не для того, чтобы судить о
поступках или же основать сам объективный нравственный закон, а служит лишь
мотивом, дабы сделать его нашей максимой. Но каким именем лучше всего можно
было бы назвать это странное чувство, которое нельзя сравнивать ни с каким
патологическим? Оно до такой степени своеобразно, что, кажется, находится в
распоряжении одного лишь разума, а именно практического чистого разума.
|
|