Скачать 127.08 Кбайт
Критика практического разума
Если надо помочь науке, то
следует вскрывать трудности и даже искать те, которые тайно ей мешают, ведь
каждая из них вызывает к жизни средства, которые нельзя найти, не добиваясь
приращения науки в объеме или в определенности, так что даже препятствия
становятся средством, содействующим основательности науки. Если же
трудности скрываются сознательно или устраняются только паллиативными
средствами, то рано или поздно они превратятся в неизлечимый недуг, который
разрушает науку, ввергая ее в полный скептицизм.
Так как среди всех идей чистого спекулятивного разума, собственно, одно
лишь понятие свободы приводит к столь большому расширению в сфере
сверхчувственного, хотя только в отношении практического познания, то я
спрашиваю себя: почему только на его долю выпала такая плодотворность,
тогда как остальные хотя и обозначают пустое место для возможных
умопостигаемых сущностей, но понятие о них ничем нельзя определить? Так как
я ничего не могу мыслить без категории, а ее надо искать прежде всего в
идее разума о свободе, которой я занимаюсь, то я сразу замечаю, что здесь
это категория причинности и что, хотя под понятие разума о свободе как
запредельное понятие нельзя подвести никакое соответствующее ему
созерцание, тем не менее рассудочному понятию (причинности), для синтеза
которого понятие разума требует безусловного, должно быть до этого дано
чувственное созерцание, лишь посредством которого и удостоверяется его
объективная реальность. А все категории делятся на два класса: на
математические, которые имеют дело только с единством синтеза в
представлении об объектах, и на динамические, которые имеют дело с
единством синтеза в представлении о существовании объектов. Первые
(категории величины и качества) всегда содержат в себе синтез однородного,
в котором отнюдь нельзя найти безусловного для обусловленного в
пространстве и времени, данного в чувственном созерцании, так как само в
свою очередь должно принадлежать к времени и пространству и, следовательно,
всегда должно быть с своей стороны обусловленным; поэтому и в диалектике
чистого теоретического разума оба противоположных друг другу способа
находить безусловное и целокупность условий для них были ложными. Категории
второго класса (категории причинности и необходимости вещи) не требовали
этой однородности (обусловленного и условия в синтезе), потому что здесь
надо представлять не созерцание, как оно складывается из многообразного в
нем, а только то, каким образом существование соответствующего ему
обусловленного предмета присовокупляется к существованию условия (в
рассудке как связанное с ним); и тогда для полностью обусловленного в
чувственно воспринимаемом мире (и в отношении причинности и в отношении
случайного существования самой вещи) было дозволено полагать в
умопостигаемом мире безусловное, хотя, впрочем, неопределенно, и делать
синтез трансцендентным; вот почему и в диалектике чистого спекулятивного
разума оказалось, что оба с виду противоположных друг другу способа
находить безусловное для обусловленного - например, в синтезе причинности
для обусловленного в ряду причин и действий чувственно воспринимаемого мира
мыслить причинность, которая далее уже чувственно не обусловлена, - на
самом деле не противоречат друг другу и что один и тот же поступок, который
как принадлежащий к чувственно воспринимаемому миру всегда чувственно
обусловлен, т. е. механически необходим, в то же самое время как
принадлежащий к причинности совершающего поступок существа, поскольку оно
принадлежит к умопостигаемому миру, может иметь в основе и чувственно не
обусловленную причинность, стало быть, его можно мыслить как свободный
поступок. Теперь дело только в том, чтобы это можно превратить в есть, т.
е. чтобы иметь возможность на действительном случае, как бы через факт,
доказать, что некоторые поступки предполагают такую причинность
(интеллектуальную, чувственно не обусловленную), какими бы они ни были -
действительными или же только заповеданными, т. е. объективно практически
необходимыми. Мы не можем надеяться найти такую связь в действительных,
данных в опыте поступках как в событиях чувственно воспринимаемого мира,
потому что причинность через свободу всегда надо искать в умопостигаемом,
вне чувственно воспринимаемого мира. Но другие вещи, кроме чувственно
воспринимаемых, нам для восприятия и наблюдения не даны. Следовательно, нам
ничего не остается, как только искать неоспоримое и притом объективное
основоположение причинности, исключающее из ее определения всякое
чувственное условие, т. е. основоположение, в котором разум уже не
ссылается в отношении причинности на нечто другое как на определяющее
основание, а сам уже посредством этого основоположения содержит в себе
определяющее основание и в котором, следовательно, разум как чистый разум
сам есть практический разум. Не надо искать и находить это основоположение;
оно уже давно было в разуме всех людей и вошло в их существо; это
основоположение нравственности.
следует вскрывать трудности и даже искать те, которые тайно ей мешают, ведь
каждая из них вызывает к жизни средства, которые нельзя найти, не добиваясь
приращения науки в объеме или в определенности, так что даже препятствия
становятся средством, содействующим основательности науки. Если же
трудности скрываются сознательно или устраняются только паллиативными
средствами, то рано или поздно они превратятся в неизлечимый недуг, который
разрушает науку, ввергая ее в полный скептицизм.
Так как среди всех идей чистого спекулятивного разума, собственно, одно
лишь понятие свободы приводит к столь большому расширению в сфере
сверхчувственного, хотя только в отношении практического познания, то я
спрашиваю себя: почему только на его долю выпала такая плодотворность,
тогда как остальные хотя и обозначают пустое место для возможных
умопостигаемых сущностей, но понятие о них ничем нельзя определить? Так как
я ничего не могу мыслить без категории, а ее надо искать прежде всего в
идее разума о свободе, которой я занимаюсь, то я сразу замечаю, что здесь
это категория причинности и что, хотя под понятие разума о свободе как
запредельное понятие нельзя подвести никакое соответствующее ему
созерцание, тем не менее рассудочному понятию (причинности), для синтеза
которого понятие разума требует безусловного, должно быть до этого дано
чувственное созерцание, лишь посредством которого и удостоверяется его
объективная реальность. А все категории делятся на два класса: на
математические, которые имеют дело только с единством синтеза в
представлении об объектах, и на динамические, которые имеют дело с
единством синтеза в представлении о существовании объектов. Первые
(категории величины и качества) всегда содержат в себе синтез однородного,
в котором отнюдь нельзя найти безусловного для обусловленного в
пространстве и времени, данного в чувственном созерцании, так как само в
свою очередь должно принадлежать к времени и пространству и, следовательно,
всегда должно быть с своей стороны обусловленным; поэтому и в диалектике
чистого теоретического разума оба противоположных друг другу способа
находить безусловное и целокупность условий для них были ложными. Категории
второго класса (категории причинности и необходимости вещи) не требовали
этой однородности (обусловленного и условия в синтезе), потому что здесь
надо представлять не созерцание, как оно складывается из многообразного в
нем, а только то, каким образом существование соответствующего ему
обусловленного предмета присовокупляется к существованию условия (в
рассудке как связанное с ним); и тогда для полностью обусловленного в
чувственно воспринимаемом мире (и в отношении причинности и в отношении
случайного существования самой вещи) было дозволено полагать в
умопостигаемом мире безусловное, хотя, впрочем, неопределенно, и делать
синтез трансцендентным; вот почему и в диалектике чистого спекулятивного
разума оказалось, что оба с виду противоположных друг другу способа
находить безусловное для обусловленного - например, в синтезе причинности
для обусловленного в ряду причин и действий чувственно воспринимаемого мира
мыслить причинность, которая далее уже чувственно не обусловлена, - на
самом деле не противоречат друг другу и что один и тот же поступок, который
как принадлежащий к чувственно воспринимаемому миру всегда чувственно
обусловлен, т. е. механически необходим, в то же самое время как
принадлежащий к причинности совершающего поступок существа, поскольку оно
принадлежит к умопостигаемому миру, может иметь в основе и чувственно не
обусловленную причинность, стало быть, его можно мыслить как свободный
поступок. Теперь дело только в том, чтобы это можно превратить в есть, т.
е. чтобы иметь возможность на действительном случае, как бы через факт,
доказать, что некоторые поступки предполагают такую причинность
(интеллектуальную, чувственно не обусловленную), какими бы они ни были -
действительными или же только заповеданными, т. е. объективно практически
необходимыми. Мы не можем надеяться найти такую связь в действительных,
данных в опыте поступках как в событиях чувственно воспринимаемого мира,
потому что причинность через свободу всегда надо искать в умопостигаемом,
вне чувственно воспринимаемого мира. Но другие вещи, кроме чувственно
воспринимаемых, нам для восприятия и наблюдения не даны. Следовательно, нам
ничего не остается, как только искать неоспоримое и притом объективное
основоположение причинности, исключающее из ее определения всякое
чувственное условие, т. е. основоположение, в котором разум уже не
ссылается в отношении причинности на нечто другое как на определяющее
основание, а сам уже посредством этого основоположения содержит в себе
определяющее основание и в котором, следовательно, разум как чистый разум
сам есть практический разум. Не надо искать и находить это основоположение;
оно уже давно было в разуме всех людей и вошло в их существо; это
основоположение нравственности.
|
|