VIII

О признании истинности из потребности чистого разума



Потребности чистого разума при его спекулятивном применении ведут только к
гипотезам, а потребности чистого практического разума - к постулатам; в
самом деле, в первом случае я в ряду оснований поднимаюсь от производного
так высоко, как я хочу, и нуждаюсь в первооснове не для того, чтобы дать
этому производному (например, причинной связи вещей и изменений в мире)
объективную реальность, а только для того, чтобы полностью удовлетворить
свой пытливый разум в исследовании этого производного. Так, я вижу порядок
и целесообразность в природе и мне надобно переходить к спекуляции не для
того, чтобы убедиться в их действительности, а только для того, чтобы
объяснить их и предполагать божество как их причину; и тогда, ввиду того
что заключение от действия к определенной причине, в особенности к столь
точно и столь полностью определенной причине, какую мы мыслим в боге,
всегда ненадежно и сомнительно, такое предположение может быть развито в
лучшем случае до степени самого разумного для нас, людей, мнения (5).
Потребность же чистого практического разума основана на долге - делать
нечто (высшее благо) предметом моей воли, чтобы содействовать ему всеми
моими силами; но для этого я должен допустить возможность его, стало быть и
условия этой возможности, а именно бога, свободу и бессмертие, так как
своим спекулятивным разумом я доказать их не могу, хотя и не могу
опровергнуть. Этот долг основывается, правда, на совершенно независимом от
этих последних допущений и самом по себе аподиктически достоверном законе,
а именно на моральном законе, и постольку не нуждается в какой-либо иной
поддержке теоретического мнения о внутреннем характере вещей, о скрытой
цели миропорядка или властвующего над ним правителя, чтобы полностью
обязать нас к безусловно законосообразным поступкам. Но субъективный эффект
этого закона, а именно соответствующее ему и необходимое благодаря ему
стремление содействовать практически возможному высшему благу, предполагает
по крайней мере то, что последнее возможно; в противном случае было бы
практически невозможно стремиться к объекту понятия, которое в сущности
пусто и лишено объекта. А вышеуказанные постулаты касаются только
физических или метафизических, одним словом, содержащихся в природе вещей
условий возможности высшего блага, но не ради той или другой спекулятивной
цели, а только ради практически необходимой цели, присущей воле чистого
разума, которая здесь не выбирает, а повинуется неукоснительному велению
разума; это веление имеет объективно свое основание в характере вещей,
поскольку чистый разум должен судить о них в общей форме, и основываться не
на склонности, которая ради того, чего мы желаем из одних только
субъективных оснований, отнюдь не вправе считать средства для этого
возможными или предмет [желания] - действительным. Следовательно, это
безусловно необходимая потребность и допущение ее оправдано не только как
дозволительная гипотеза, но и как постулат в практическом отношении; и если
признать, что чистый моральный закон как веление (не как правило
благоразумия) безусловно обязателен для каждого, то честный человек может,
конечно, сказать: я хочу, чтобы был бог, чтобы мое существование в этом
мире имело свое продолжение и вне природной связи в мире чистого рассудка,
чтобы, наконец, мое существование было бесконечным; я настаиваю на этом и
не позволю отнять у себя этой веры, ведь это единственный случай, где мой
интерес, поскольку я не смею в нем ничем поступиться, неизбежно определяет
мое суждение вопреки всем мудрствованиям, хотя бы я и не был в состоянии
ответить на них или противопоставить им более правдоподобные [соображения]
(6).

Да будет мне дозволено присовокупить здесь еще одно замечание, чтобы
избежать ложных толкований при применении столь необычного еще понятия, как
понятие веры, основанной на чистом практическом разуме. - Может показаться,
будто основанная на разуме вера провозглашается здесь чуть ли не заповедью,
а именно [предписывает ] признавать возможным высшее благо. Но вера,
которая предписывается как заповедь, есть бессмыслица. Если вспомнить
вышеприведенное объяснение того, что требуется признавать в понятии высшего
блага, то увидим, что нельзя приписывать как заповедь признание такой
возможности и что никакие практические намерения не требуют допущения ее;
спекулятивный разум должен признать ее без всякой просьбы, ведь никто не
станет утверждать, что соответствующая моральному закону достойность
разумного существа в мире быть счастливым сама по себе не может быть
связана с соразмерным ей обладанием счастьем.