Значение, которое дает ему разум посредством морального закона,
исключительно практическое, так как именно идея закона причинности (воли)
сама имеет причинность или служит определяющим основанием этой причинности.



II

О ПРАВЕ ЧИСТОГО РАЗУМА В ПРАКТИЧЕСКОМ ПРИМЕНЕНИИ НА ТАКОЕ РАСШИРЕНИЕ,
КОТОРОЕ САМО ПО СЕБЕ НЕВОЗМОЖНО ДЛЯ НЕГО В СПЕКУЛЯТИВНОМ ПРИМЕНЕНИИ



В моральном принципе мы установили закон причинности, который ставит
определяющее основание причинности выше всех условий чувственно
воспринимаемого мира, а волю, поскольку она определима как принадлежащая к
умопостигаемому миру, стало быть субъект этой воли (человека), мы не только
мыслили как принадлежащую к чистому умопостигаемому миру, хотя в этом
отношении нам и неизвестную (как это могло быть, согласно критике чистого
спекулятивного разума), но и определили ее в отношении ее причинности
посредством закона, который не может быть причислен ни к одному из
естественных законов чувственно воспринимаемого мира; следовательно, мы
расширили наше познание за пределы этого чувственно воспринимаемого мира,
хотя критика чистого разума во всякой спекуляции объявила это притязание
недействительным. Но как сочетать здесь практическое применение чистого
разума с теоретическим его применением относительно определения границ его
способности?

Давид Юм, о котором можно сказать, что, собственно, он начал оспаривать
права чистого разума, что сделало необходимым полное исследование этого
разума, умозаключал так: понятие причины, есть понятие, которое содержит в
себе необходимость соединения существования различных [вещей], а именно
поскольку они различны, так что если дается А, то я знаю, что необходимо
должно существовать и нечто другое, В, совершенно от него отличное.
Необходимость же приписывается такому соединению только постольку,
поскольку она познается a priori, так как опыт дал бы возможность познавать
в этом соединении только то, что оно имеется, а не то, что оно таким
образом необходимо. Поэтому, говорит он, невозможно познать a priori и как
нечто необходимое соединение одной вещи с другой (или одного определения с
другим, совершенно от него отличным), если оно не дано в восприятии.
Следовательно, понятие причины само ложно и обманчиво, и, смягчая
выражение, можно сказать, что оно представляет собой обман, впрочем
простительный, поскольку привычка (субъективная необходимость) часто
воспринимать те или иные вещи или их определения существующими друг подле
друга и друг после друга как находящиеся в общении (sich beigesellt)
незаметно принимается за объективную необходимость полагать такое
соединение в самих предметах. Так понятие причины приобретается обманным
путем, а не правомерно; оно вообще никогда не может быть приобретено или
удостоверено, так как требует недействительного, химерического и никаким
разумом не поддерживаемого соединения, которому никогда не может
соответствовать какой-либо объект. - Так впервые в отношении всякого
познания, которое касается существования вещей (математика, следовательно,
осталась еще незатронутой), был установлен эмпиризм как единственный
источник принципов, а вместе с ним и самый упорный скептицизм, даже в
отношении всего естествознания (как философии). В самом деле, исходя из
таких основоположений, мы никогда не может заключать от данных определений
вещи по их существованию к следствию (так как для этого требовалось бы
понятие причины, содержащее в себе необходимость такого соединения) , мы
можем лишь по правилу воображения ожидать, как и прежде, подобных же
случаев, но это ожидание, как бы часто оно ни оправдывалось, никогда не
будет несомненным. Ведь ни о каком событии нельзя сказать, что этому
событию должно предшествовать нечто, за чем оно следовало бы необходимо, т.
е. что оно должно иметь причину, таким образом, если и знают много других
случаев, когда нечто подобное предшествовало этому событию, так что отсюда
можно было бы вывести правило, все же нельзя поэтому еще признавать, что
подобное происходит всегда и необходимо; тогда следовало бы признать, что
все происходит по слепому случаю, где прекращается всякое применение
разума, а это дает прочную основу скептицизму и делает его неопровержимым в
отношении выводов, восходящих от действий к причинам.

Математика пока была избавлена от скептицизма, так как Юм думал, что все ее
положения аналитические, т. е. идут от одного определения к другому в силу
тождества, стало быть, по закону противоречия (но это ложно: скорее, они
все синтетические положения и, хотя, например, геометрия имеет дело не с
существованием вещей, а только с их априорным определением в возможном
созерцании, все же она точно так же, как и посредством понятий причины,
переходит от определения А к совершенно отличному от него и тем не менее
необходимо связанному с ним определению В).