Но как бы притягательно ни было чревоугодие, как бы ни способствовали счастью вкусовые ощущения, как бы серьезна ни была наука о вкусной пище, я все же не понимаю, отчего те, которые кичатся тем, как им прислуживают, и тем, с каким искусством они обращаются с прислугой, такого высокого мнения о своих наслаждениях, ведь, кроме порядка перемены блюд, выбора кушаний, обилия закусок и умений повара, ничего другого, по мнению этих эпикурейцев, не стоит принимать в расчет.

Разврат есть не что иное, как слишком сильная склонность к чувственным удовольствиям; он противоречит самому понятию общества. Тот, кто пьянствует, запершись в четырех стенах, прослывет глупцом, но не развратником. Его будут считать беспутным, но не распутным. Скажу больше: даже публичные женщины, последние проститутки знают, насколько их успех зависит от того, удастся ли им убедить тех, кому они предоставляют или продают свои ласки, что наслаждение обоюдно и что они получают такое же удовольствие, что и их партнер. Даже самые грубые развратники не получат удовольствия, если не будут поддерживать в себе этой иллюзии.

Может ли человек, пребывающий в одиночестве и лишенный всякого общения, испытать или хотя бы представить себе мало-мальски длительное удовольствие? Какое чувственное удовольствие способно противостоять скуке, испытываемой в одиночестве? Каким бы утонченным ни считалось это удовольствие, найдется ли человек, которому оно не внушает отвращения, если он не может передать его другому и этим придать прелесть обладанию? Можно строить какие угодно системы; можно пренебрегать одобрением себе подобных, терзать себя всеми возможными способами, чтобы подчинить природу оскорбительным и вредным для общества корыстным интересам,— все равно истинные чувства станут очевидными: в огорчениях, беспокойстве и разочаровании рано или поздно проявятся пагубные последствия этого насилия, обнаружится смехотворная сторона подобного намерения и кара, положенная за такие чудовищные поползновения.

Итак, чувственные наслаждения, так же как наслаждения духовные, зависят от общественных аффектов; там, где этих склонностей недостает, наслаждения недостаточно сильны и ярки и иногда даже способны внушать раздражение и отвращение. Эти ощущения — богатые источники счастья и радости — без общественных аффектов порождают досаду и дурное настроение, пресыщенность и безразличие. Непостоянство желаний и странность вкусов, такие примечательные среди тех, у кого наслаждение не одушевляется чувством, убедительно это доказывают. Веселье поддерживается общением; разделенная любовь расцветает. Самая бурная страсть скоро угасает, если она не поддерживается взаимностью, великодушием и нежностью, без этого дополнения самая восхитительная красота вскоре будет покинута. Всякая любовь, основанная лишь на наслаждении предметом любви, рано или поздно перерастает в отвращение: чувства возбуждаются и вслед за пресыщением приходит отвращение, которое и довершает мучения тех, кто безудержно предается наслаждениям. Самые лучшие радости достаются на долю тех, кто умеет быть сдержанным. Во всяком случае, они первые осознают образовавшуюся пустоту. Сдержанные люди в полной мере познают чувственные наслаждения, и все они сходятся на том, что без значительной общественной окраски наслаждения эти отнюдь не приносят истинного удовлетворения.

Завершая этот раздел, мы еще раз взвесим общественные склонности, преимущества цельности и досадные следствия легковесности этих аффектов.

Мы достаточно хорошо осведомлены о том, что необходимо для благополучия животного, и знаем, что без действия, без движения и упражнений тело слабеет и изнемогает под тяжестью угнетающих его жидкостей; что пища только усиливает его недуги; что дух, не находящий выхода, разъедает и истощает внутренности и, наконец, сама природа становится его добычей и пожирает сама себя. К здоровью души следует отнестись с таким же вниманием:

эта часть нашего существа требует подходящих и необходимых для нее упражнений; лишенная их, она тяжелеет и приходит в расстройство. Стоит только отвратить чувства и мысли от их предметов, как они обращаются к разуму и наполняют его беспорядком и волнениями.

У животных и других существ, которых природа не наделила такой совершенной мыслительной способностью, как человека, она оказалась, однако, столь предусмотрительной, что повседневные заботы о пропитании и жилище, а также интересы их рода занимают все их время, и страсть, способствуя удовлетворению их различных потребностей, всегда приводит их в возбуждение, пропорциональное их сложению. Если совлечь эти существа с их привычной трудовой стези и поместить в среду, где все их потребности удовлетворяются без труда и даже с избытком, на их характере вскоре отразится эта роскошная праздность и их способности ухудшатся в удобном бездействии. Если предоставить им пищу за более дешевую цену, чем это предусмотрено природой, они отдадут в обмен на это небольшое преимущество свою природную мудрость и почти все добродетели своего рода.

Нет необходимости приводить примеры подобных последствий.