Обычно бывает, что по причине некоего влечения чувство гармонии, соразмерности и порядка в той мере, в которой это возможно, исправляет характер, усиливает общественные аффекты и поддерживает добродетель, которая сама по себе есть не что иное, как любовь к порядку, к соразмерности и гармонии в нравах и в поведении. Самые легкомысленные особы поражаются порядку и одобряют его; но если предметом нашего поклонения и нашей любви окажется однажды порядок и красота вселенной, то наши чувства будут поражены величием и великолепием предмета; изящная чувствительность к прекрасному, столь располагающая к добродетели, приведет нас в экстаз. По мере того как взору философа предстает вселенная, все окружающее его уменьшается. Земля исчезает под его ногами. Что происходит с ним самим? Он чувствует некое легкое трепетание в охватившем его созерцании; после того как он, так сказать, утонул и потерялся в бесчисленности существ, он испытывает тайное удовлетворение от того, что оказался перед взором божества. Действительно, возможно ли созерцать божественный шедевр, не испытывая восхищения, в то время как некоторая гармония и соразмерность в науках или искусствах приводят в восторг знатоков? Итак, если трактовать теизм как ложную гипотезу, а вселенский порядок как химеру, от этого прекрасная страсть к природе не будет менее благоприятной для добродетели. Но если вера в бога разумна, если красота вселенной действительна, то преклонение становится справедливым, естественным и необходимым для каждого благодарного и чувствительного существа.

Теперь нетрудно провести аналогию между набожностью и добродетелью. Одно дополняет другое: там, где недостает набожности, стойкость, мягкость, ровность ума, организация аффектов и добродетель несовершенны.

Значит, невозможно достичь нравственного совершенства и высшей степени добродетели, не познав истинного бога.

КНИГА ВТОРАЯ.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

РАЗДЕЛ 1.

Мы определили, что представляет собой нравственная добродетель и какое существо можно назвать нравственно добродетельным. Нам остается установить, какие побуждения и стремления делают нас достойными этого имени.

Мы открыли, что имени добродетельного заслуживает лишь такой человек, у кого все аффекты и наклонности, все сердечные и духовные стремления идут на общее благо его рода, то есть системы существ, в которую его поместила природа и частью которой он является.

А также то, что эта организация аффектов, это правильное равновесие между страстями, это соответствие наклонностей общему и частному благу порождают порядочность, честность, справедливость и природную доброту.

И еще то, что испорченность, порок и развращенность происходят от беспорядочности аффектов и являются состоянием, диаметрально противоположным предыдущему.

Мы доказали, что аффекты любого существа находятся в постоянной и определенной связи с общей пользой его рода. Этой истины мы коснулись, говоря об общественных склонностях (inclinations), таких, как родительская любовь, стремление к продолжению рода, воспитание детей, общительность, признательность, сострадание, взаимопомощь в случае опасности и т. п. Значит, следует заключить, что для существа так же естественно трудиться на общее благо своего рода, как для растения — давать плоды, а для органа или какой-нибудь другой части человеческого тела — принимать величину и строение, сообразные всей машине, и не менее естественно, чем для желудка — переваривать, для легких — дышать, для желез — выделять соки и для других внутренних органов — выполнять свои функции, несмотря на то что все эти органы бывают подвержены закупорке и другим нарушениям. К этому можно добавить, что в обществе мы все являемся тем, чем часть является по отношению к организованному целому. Измерение времени есть основное свойство часов; счастье отдельных лиц есть главная цель общества. Без взаимодействия деталей в часах, а в обществе — его членов результат либо вообще не будет достигнут, либо окажется неполным. Если сломается одно колесико, измерение времени остановится или нарушится; если какое-нибудь отдельное лицо займет место, предназначенное не для него, то этим оно нанесет ущерб общему благу или вообще уничтожит его. Тогда общество будет похоже на сломанные часы.

Но, различая среди аффектов существа склонности, направленные на общее благо его рода, и склонности, способствующие осуществлению его личных интересов, можно сделать вывод о том, что зачастую одни аффекты будут сталкиваться и вступать в противоречие с другими, и вывод этот справедлив: ибо в противном случае как бы этот род мог продолжаться? Что означал бы естественный аффект, повинуясь которому существо спешит навстречу опасности, когда нужно защитить и охранить тех, кто обязан ему своим рождением и воспитание кого стоило ему таких усилий?

Таким образом, могут предположить, что между этими двумя видами аффектов существует абсолютная противоположность, и в связи с этим можно допустить, что стремиться к общему благу своего рода, повинуясь первым, означает пренебрегать вторыми и отказываться от своих личных интересов.