Скачать 95.8 Кбайт
Принципы нравственной философии, или опыт о достоинстве и добродетели,
Итак, мы видим, что у каждого члена, каждого органа, каждой части тела имеются свойства, необходимые для их безопасности. Таким образом, получается, что даже без нашего ведома они пекутся о своем благополучии и защищают сами себя. Наши глаза, осторожные и боязливые, сами по себе закрываются, иногда против нашей воли. Лишите глаз его проворства и непослушности; тогда, как бы осмотрительно ни было животное, ему не удастся сохранить зрение. Следовательно, слабость аффектов, оберегающих благо автомата, является пороком. Почему тогда такой же недостаток в области аффектов, имеющих отношение к более важным, чем тело, интересам, то есть к душе, уму и характеру, не считается несовершенством?
Именно в этом смысле наклонности, связанные с личными интересами, становятся насущно необходимыми для добродетели, хотя существо не является ни добрым, ни добродетельным именно оттого, что оно обладает этими аффектами: поскольку эти аффекты содействуют общему благу рода, постольку в случае их отсутствия существо это проявляет не всю доброту, на которую оно способно, и его можно рассматривать как порочное и дурное в природном порядке.
Именно в этом смысле мы говорим о человеке, что он “слишком добр”, когда интересы других людей увлекают его за те границы, которые предписывают природа и разум, или же когда он останавливается по эту сторону из-за пренебрежения своими истинными интересами.
Нам могут возразить, что для того, чтобы в нравах и в поведении соблюдались моральные пропорции, необходимо иметь слишком сильные общественные страсти, когда корыстные наклонности чрезмерны, и, наоборот, недостаточные общественные склонности, когда корыстные склонности слишком слабы. Ибо в таком случае тот, кто недорого ценит свою жизнь, обладая при этом слабыми общественными аффектами, сделает все, чего может требовать самая щедрая дружба. И нет ничего из того, что внушается самым героическим мужеством, чего бы не осуществило благодаря общественному аффекту даже самое робкое существо. На это мы ответим, что упрек в избытке одних страстей и в слабости других мы выдвигаем в зависимости от природной организации и от частного предназначения существа. Ибо если какая-нибудь наклонность, предмет которой разумен, приносит плоды только в случае, если она сильна, если к тому же степень ее силы ни в чем но ущемляет внутреннюю организацию существа и не вносит никакой диспропорции в другие аффекты, то тогда эту наклонность нельзя считать порочной. Но если природная организация существа не позволяет другим аффектам действовать совместно, если одни сильнее, а другие слабее, то, какова бы ни была природа тех и других, они будут порочными или от избытка, или от недостатка; ибо по причине того, что они теперь несоразмерны, что равновесие их нарушено, беспорядок сделает их неравными и поведение окажется порочным.
Но для того чтобы ясно и отчетливо раскрыть, что я понимаю под организацией аффектов, мне придется низойти до подчиненных нам видов существ. Те, кого природа не наделила оружием против насилия и кто не может никому угрожать, должны быть чрезвычайно боязливыми и не очень злобными; ибо злоба безусловно послужила бы причиной их гибели, либо подвигая их на сопротивление, либо замедляя их бегство. Своим спасением они бывают обязаны только страху. Благодаря этому страху чувства их всегда настороже, а сознание всегда готово бить тревогу.
В подобных случаях вследствие животной организации существа обычная опасливость и крайняя робость являются аффектами, столь соответствующими личному интересу существа и общему благу его рода, как вредны были бы злоба и храбрость. Было также замечено, что природа позаботилась о том, чтобы в одной и той же системе эти страсти были разнообразными в зависимости от пола, возраста и силы существ. В животной системе невинные животные собираются и пасутся стадами, но дикие звери обычно живут попарно, не образуя общества, как им и подобает, если учесть их природную прожорливость. Однако у существ первой группы храбрость пропорциональна их росту и силам. При приближении опасности, когда все стадо спасается бегством, бык выставляет рога против противника, и это показывает, что он ощущает в себе силу. Природа предписывает самке разделять опасность с самцом и также украшает ее голову рогами. Лань, олениха и им подобные отнюдь не проявляют порочности или испорченности, когда при приближении льва покидают своих детенышей и спасаются бегством. Что же касается способных на сопротивление существ, которых природа наделила орудиями защиты, начиная с лошади и быка и кончая пчелой и мошкой, они быстро приходят в ярость, отважно бросаются на любого обидчика и, не жалея собственной жизни, защищают своих детенышей. Безопасность их рода обеспечивается их злобностью. Если по опыту знаешь, что обиженный не снесет обиду бессловесно, даже если он не с состоянии на нее ответить, то подумаешь, прежде чем нападать, тем более если у обиженного существа хватает храбрости на то, чтобы пожертвовать своей жизнью, наказав обидчика.
Именно в этом смысле наклонности, связанные с личными интересами, становятся насущно необходимыми для добродетели, хотя существо не является ни добрым, ни добродетельным именно оттого, что оно обладает этими аффектами: поскольку эти аффекты содействуют общему благу рода, постольку в случае их отсутствия существо это проявляет не всю доброту, на которую оно способно, и его можно рассматривать как порочное и дурное в природном порядке.
Именно в этом смысле мы говорим о человеке, что он “слишком добр”, когда интересы других людей увлекают его за те границы, которые предписывают природа и разум, или же когда он останавливается по эту сторону из-за пренебрежения своими истинными интересами.
Нам могут возразить, что для того, чтобы в нравах и в поведении соблюдались моральные пропорции, необходимо иметь слишком сильные общественные страсти, когда корыстные наклонности чрезмерны, и, наоборот, недостаточные общественные склонности, когда корыстные склонности слишком слабы. Ибо в таком случае тот, кто недорого ценит свою жизнь, обладая при этом слабыми общественными аффектами, сделает все, чего может требовать самая щедрая дружба. И нет ничего из того, что внушается самым героическим мужеством, чего бы не осуществило благодаря общественному аффекту даже самое робкое существо. На это мы ответим, что упрек в избытке одних страстей и в слабости других мы выдвигаем в зависимости от природной организации и от частного предназначения существа. Ибо если какая-нибудь наклонность, предмет которой разумен, приносит плоды только в случае, если она сильна, если к тому же степень ее силы ни в чем но ущемляет внутреннюю организацию существа и не вносит никакой диспропорции в другие аффекты, то тогда эту наклонность нельзя считать порочной. Но если природная организация существа не позволяет другим аффектам действовать совместно, если одни сильнее, а другие слабее, то, какова бы ни была природа тех и других, они будут порочными или от избытка, или от недостатка; ибо по причине того, что они теперь несоразмерны, что равновесие их нарушено, беспорядок сделает их неравными и поведение окажется порочным.
Но для того чтобы ясно и отчетливо раскрыть, что я понимаю под организацией аффектов, мне придется низойти до подчиненных нам видов существ. Те, кого природа не наделила оружием против насилия и кто не может никому угрожать, должны быть чрезвычайно боязливыми и не очень злобными; ибо злоба безусловно послужила бы причиной их гибели, либо подвигая их на сопротивление, либо замедляя их бегство. Своим спасением они бывают обязаны только страху. Благодаря этому страху чувства их всегда настороже, а сознание всегда готово бить тревогу.
В подобных случаях вследствие животной организации существа обычная опасливость и крайняя робость являются аффектами, столь соответствующими личному интересу существа и общему благу его рода, как вредны были бы злоба и храбрость. Было также замечено, что природа позаботилась о том, чтобы в одной и той же системе эти страсти были разнообразными в зависимости от пола, возраста и силы существ. В животной системе невинные животные собираются и пасутся стадами, но дикие звери обычно живут попарно, не образуя общества, как им и подобает, если учесть их природную прожорливость. Однако у существ первой группы храбрость пропорциональна их росту и силам. При приближении опасности, когда все стадо спасается бегством, бык выставляет рога против противника, и это показывает, что он ощущает в себе силу. Природа предписывает самке разделять опасность с самцом и также украшает ее голову рогами. Лань, олениха и им подобные отнюдь не проявляют порочности или испорченности, когда при приближении льва покидают своих детенышей и спасаются бегством. Что же касается способных на сопротивление существ, которых природа наделила орудиями защиты, начиная с лошади и быка и кончая пчелой и мошкой, они быстро приходят в ярость, отважно бросаются на любого обидчика и, не жалея собственной жизни, защищают своих детенышей. Безопасность их рода обеспечивается их злобностью. Если по опыту знаешь, что обиженный не снесет обиду бессловесно, даже если он не с состоянии на нее ответить, то подумаешь, прежде чем нападать, тем более если у обиженного существа хватает храбрости на то, чтобы пожертвовать своей жизнью, наказав обидчика.
|
|