Вдруг оказывается,
что стихи, которые ей читают, - о съедобной рыбе. Если вы говорите про еду, то
как уклониться от беседы с тем, кто предназначен вам в пищу? Вспомним, например,
про промахи, которые допускает Алиса в разговоре с Мышью. Разве можно не съесть
пудинг, которому вас представили? И потом, произнесенные слова идут вкривь и
вкось, словно что-то давит на них из глубины, словно их атакуют вербальные
галлюцинации, какие наблюдаются при тех расстройствах, когда нарушение языковых
функций сопровождается безудержной оральной деятельностью (все тянется в рот,
все пробуется на зуб, все съедается без разбора). "Это неправильные слова", -
выносит Алиса приговор тому, кто говорит про еду. Но поедать
44 ДУАЛЬНОСТИ
слова - дело совсем другое: здесь мы поднимаем действия тел на поверхность
языка. Мы поднимаем тела (на поверхность), когда лишаем их прежней глубины, даже
если тем самым бросаем рискованный вызов самому языку. Нарушения и сбои теперь
происходят на поверхности, они горизонтальны и распространяются справа налево.
Заикание сменило оплошность [речи], фантазмы поверхности сменили галлюцинацию
глубин, быстро ускользающий сон сменил болезненный кошмар погребения и муку
поглощения. Бестелесная, потерявшая аппетит идеальная девочка и идеальный
мальчик - заика и левша - должны избавиться от своих реальных, прожорливых,
жадных и спотыкающихся прообразов.
Но и этой второй дуальности - тело-язык, есть-говорить - недостаточно. Мы
видели, что хотя смысл и не существует вне выражающего его предложения, тем не
менее он является атрибутом положения вещей, а не самого предложения. Событие
наличествует в языке, но оживает в вещах. Вещи и предложения находятся не
столько в ситуации радикальной двойственности, сколько на двух сторонах границы,
представленной смыслом. Эта граница ни смешивает, ни воссоединяет их (поскольку
монизма здесь не больше, чем дуализма); скорее, она является артикуляцией их
различия: тело/язык. Сравнивая события с туманом над прериями, можно было
сказать, что туман поднимается именно на границе - там, где вещи соединяются с
предложениями. Как если бы дуальность, отражалась от обеих сторон (границы) в
каждом из этих двух терминов. На стороне вещей - физические качества и реальные
отношения, задающие положения вещей, но есть еще и идеальные логические
атрибуты, указывающие на бестелесные события. На стороне предложений - имена и
определения, обозначающие положение вещей, но есть еще и глаголы, выражающие
события и логические атрибуты. С одной стороны - единичные собственные имена,
существительные и общие прилагательные, указывающие на пределы, паузы, остановки
и наличие; с другой - глаголы, влекущие за собой становление с его потоком
взаимообратимых событий, и настоящее, бесконечно разделяющееся на прошлое и
будущее. Шалтай-Болтай категорично различал два
45 ЛОГИКА СМЫСЛА
типа слов: "Некоторые слова очень вредные. Особенно глаголы! Гонору в них
слишком много! Прилагательные проще - с ними делай, что хочешь. Но глаголы себе
на уме! Впрочем, я с ними справляюсь. Световодозвуконе-проницаемость! Вот, что я
говорю!" Но попытка объяснить это странное слово "световодозвуконепроницаемость"
у Шалтая-Болтая кончается более чем скромно ("Я хотел сказать: хватит об этом").
Фактически, свето-водо-звуко-непроницаемость говорит еще о чем-то. Шалтай-Болтай
противопоставляет бесстрастности событий действия и страдания тел, непоглощаемой
природе смысла - съедобную природу вещей, световодозвуконепроницаемости
бестелесных сущностей без толщины - смешение и взаимопроникновение субстанций,
сопротивлению поверхности - мягкую податливость глубины, короче, "гордости"
глаголов - благодушие существительных и прилагательных.
Световодозвуконепроницаемость говорит как о границе между этими парами, так и о
том, что лицо, расположившееся на границе, - как Шалтай-Болтай на своей стене, -
может распоряжаться ими, само будучи световодозвуконепроницаемым мастером
артикуляции их различия ("Впрочем, я с ними справляюсь").
Но и это еще не все. Возврат к гипотезам Кратила - отнюдь не последнее слово
дуальности. В предложении дуальность присутствует не столько между двумя типами
имен - имен остановок и имен становления, имен субстанций, или качеств, и имен
событий, - сколько между двумя отношениями предложения, а именно, между
денотацией и выражением, между обозначением вещей и выражением смысла. Это
похоже на зеркальную поверхность и отражение в ней, только то, что по одну ее
сторону, совсем не похоже на то, что по другую ("...только все там наоборот").
Проникнуть по ту сторону зеркала - значит перейти от отношения денотации к
отношению выражения, не останавливаясь на промежутках - манифестации и
сигнификации. Иными словами, это значит достичь области, где язык имеет
отношение не к тому, что он обозначает, а к тому, что выражает, то есть к
смыслу. Перед нами последнее смещение дуальности: теперь она сдвинулась внутрь
предложения.