Начинается все с фигуры солнечного и расчело-веченного Робинзона: "Солнце,
довольно ли ты мною? Взгляни на меня! Согласуется ли моё приображение с твоей
блистательной сутью? Я сбрил бороду, ибо её волосы росли вниз, к земле, словно
уходящие в почву тоненькие корешки. Но зато голова моя увенчана огненной гривой,
и буйные рыжие космы взвиваются к небу, точно языки пламени. Я - стрела,
нацеленная в твоё жгучее обиталище..."16. Это как если бы вся земля пыталась
замкнуться в виде острова, тем самым не только возрождая иные стихии, которые
она незаконно подавляла под влиянием другого, но и сама следуя эфирному
двойнику, который ведёт её к звёздному состоянию и заставляет воссоединиться с
другими стихиями в небесах ради солнечных фигур. Короче, другой, поскольку он
заключает в себе возможные миры, не даёт двойникам распрямиться. Другой - это
великий уравнитель, и, следовательно, де-структурирование другого является не
дезорганизацией мира, но его вертикальной организацией в противоположность
горизонтальной организации; это новая вертикальность и обособление образа,
который наконец сам вертикален и лишён толщины; это обособление чистой стихии,
которая наконец свободна.
Необходимы были катастрофы для такого производства двойников и стихий: не только
церемонии с боль-
________
16 Стр. 259.
410 ПРИЛОЖЕНИЯ
шим мертвым козлом, но и страшный взрыв, в котором остров выбросил весь свой
огонь и извергся через одну из своих пещер. Но благодаря катастрофам вновь
возникшее желание узнает природу своих истинных объектов. Не тот ли это случай,
когда природа и земля уже говорят нам, что объект желания суть ни тело, ни вещь,
а только лишь Образ? Когда мы желаем другого, то не относится ли наше желание к
этому выраженному маленькому возможному миру, который этот другой несправедливо
замыкает в себе вместо того, чтобы позволить ему взлететь и парить над миром,
превратившись в великолепного двойника? И когда мы следим за пчелой, обирающей
цветок, который в точности похож на брюшко самки пчелы данного вида, и затем
покидающей этот цветок, унося пыльцу на своих усиках, то нас так и подмывает
сделать вывод, что тела суть не что иное, как окольные пути к достижению
Образов, и что сексуальность достигает своей цели гораздо лучше и гораздо
быстрее в той степени, в какой она экономит этот путь и адресуется напрямую к
Образам и Стихиям, освобождённым от тел17. Отклонение Робинзона - это конъюнкция
либидо и стихий; но полная история такого отклонения - если речь идет о конечных
результатах - заключает в себе "выпрямление" вещей, земли и желания.
Сколько же усилий и невероятных приключений нужно было пережить Робинзону, чтобы
достичь этой точки. Ведь первой реакцией Робинзона было отчаяние, а такая
реакция выражает именно момент невроза, в котором структура Другого всё ещё
функционирует, хотя уже нет никого, кто бы заполнил или реализовал её.
Определённым образом - и поскольку она более не занята реальными вещами - эта
структура действует гораздо жёстче. Другой более не прикреплен к этой структуре;
последняя действует в вакууме, не становясь от этого сколько-нибудь менее
требовательной. Она без конца уводит Робинзона назад, к неосознанному личному
прошлому, в западню памяти и муки галлюцинации. Такой момент невроза (когда
Робинзон полностью "подавлен") воплощается в болотной трясине, которую Робинзон
де-
_______
17 Стр. 150 - 151.
411 ЛОГИКА СМЫСЛА
лит с дикими свиньями: "Лишь его глаза, рот и нос проступали из жирной болотной
ряски, среди плёнок жабьей икры. Порвав все связи с земной жизнью, он в сонном
оцепенении перебирал обрывочные воспоминания прошлого, и неясные образы,
возникая неведомо откуда, танцевали над ним в небе, обрамлённом застывшими
кронами деревьев"18.
Однако второй момент обнаруживает, что структура Другого начинает распадаться.
Вылезя из болота, Робинзон ищет замену для другого, нечто такое, что способно
удерживать, несмотря ни на что, ту складку, которую другой придает вещам, - а
именно, порядок и работу. Упорядочивание времени посредством клепсидры, наладка
избыточного производства, введение свода законов и множества официальных титулов
и функций, которые предпринимает Робинзон, - всё это свидетельствует об усилии
вновь населить мир другими (которые всё же были бы им самим) и удержать эффекты
присутствия другого тогда, когда структура не работает. Но аномалия даёт о себе
знать: Робинзон у Дефо не позволял себе производить больше, чем ему было
необходимо, полагая, что зло начинается с избытка; Робинзон же у Турнье
бросается в "иступленное" производство, а единственным злом является зло
потребления, поскольку потребляют всегда в одиночку и для себя. Параллельно
такой активности в работе - и как некая соответствующая ей необходимость -
развивается странная страсть к расслаблению и сексуальности. Останавливая иногда
свою клепсидру, погрузясь в бездонную тьму пещеры и растерев тело молоком,
Робинзон движется вглубь к внутреннему центру острова и находит там впадину,
чтобы свернуться в ней как в зародышевой оболочке своего тела.