334 - 336).
17 Un si funeste desir, pp.126 - 127.
378 ПРИЛОЖЕНИЯ
достигают своей кульминации с низвержением и различением уровня, резюмируемых в
повторении языка и зрения; собственно говоря, сцены обладания - поскольку
молодые люди захвачены собственными мыслями - предопределены и денонсированы
соглядатаем-рассказчиком. "Нет, нет, все это может и не было бы скандальным,
если бы так сильно не расходилось с их естественным ритмом - застывшие, странно
неподвижные, как будто и не они это... Их ладони, высоко поднятые над головами,
"непроизвольно" сплетаются. А сплетясь, неожиданно резко и быстро идут вниз. Оба
склоняют головы и смотрят на руки. И тогда они внезапно падают, собственно
говоря, непонятно было, кто кого повалил, но выглядело так, будто это руки их
повалили"18. Хорошо, что эти два автора - столь новые, столь значимые и вместе с
тем столь разные - встречаются друг с другом на теме тела-языка,
порнографии-повторения, пор-нографа-повторяющего и писателя-воспроизводителя.
* * *
Так в чём же дилемма? Каким же образом создаётся дизъюнктивный силлогизм,
выражающий эту дилемму? Тело - это язык; но оно может маскировать речь о том,
что это так и есть, - оно может прятать её. Тело может желать - и обычно так и
бывает - безмолвия в отношении своих отправлений. В этом случае речь -
репрессированная телом, но при том проецируемая, делегируемая и отчуждаемая -
становится дискурсом прекрасной души, которая говорит о законах и добродетелях,
сохраняя в то же время молчание по поводу тела. В данном случае ясно, что сама
речь, так сказать, чиста, но безмолвие, на котором она покоится, - нечисто.
Сохраняя это безмолвие - которое одновременно и скрывает, и делегирует его речь
- тело обращает нас к безмолвным воображаемым. В сцене изнасилования Роберты
Колоссе и Боссу (то есть, призраками-духами, которые помечают собой различие
уровней как предельную ре-
___________
18 В.Гомбрович, Девственность. Порнография. Из дневников. - М., Лабиринт, 1992.
- С. 193-194, 202-203.
379 ЛОГИКА СМЫСЛА
альность) мы слышим, что она говорит: "Что вы собираетесь делать с нами, и что
нам делать с вашей плотью? Должны ли мы сожрать её, раз она всё ещё способна
говорить? Или же мы должны обойтись с ней так, будто она должна была сохранить
вечное безмолвие?.. Как могло бы (ваше тело) быть таким вкусным, если не
посредством речи, которую оно скрывает"19. И Октав говорит Роберте: "У тебя есть
тело, с помощью которого можно скрывать свою речь?"20 Фактически, Роберта - это
председатель комиссии по цензуре; она говорит о добродетелях и законах; ей
нельзя отказать в аскетизме, она не убила "прекрасную душу" в себе.... Её слова
чисты, хотя её молчание нечисто. Ибо в этом молчании она имитирует
призраков-духов; а значит, она провоцирует их, провоцирует их агрессию. Они
воздействуют на её тело, внутри её тела, принимая форму "нежелательных мыслей" -
одновременно громадных и недоразвитых. Таков первый термин дилеммы: либо Роберта
безмолвствует, но провоцирует агрессию духов своим молчанием, которое тем более
нечисто, что ее речь еще более нечиста...
Либо должен существовать грязный, непристойный и нечестивый язык для того, чтобы
молчание было чистым, и чтобы язык, присущий этому молчанию, был чистым языком,
обитающим в таком безмолвии. "Говори и мы исчезнем", - сказали призраки-духи
Роберте21. Но не имеет ли Клоссовски просто ввиду, что речь предохраняет нас от
размышлений о скверных вещах? Нет; чистый язык, который производит нечистое
безмолвие является провокацией разума со стороны тела; сходным образом, нечистый
язык, производящий чистое безмолвие, является устранением [ревокацией] тела со
стороны разума. Как говорят герои Сада, как раз не наличность тел возбуждает
либертена, а великая идея того, чего здесь нет. По Саду, "порнография - это
форма борьбы разума против плоти". Или, точнее, что же отменяется
__________
19 Roberte, pp.73, 85.
20 Roberte, p. 133.
21 Roberte, p.85. В связи с этим движением чистого и нечистого см. Un si funeste
desir, pp.123 - 125.
380 ПРИЛОЖЕНИЯ
в теле? Ответ Клоссовски гласит: именно целостность тела и обусловленная ею
идентичность личности - вот, что оказывается подвешенным и испаряющимся.
Несомненно, такой ответ крайне сложен. Однако его достаточно, чтобы мы поняли,
что дилемма тело-язык устанавливается между двумя отношениями тела и языка. Пара
"чистый язык-нечистое безмолвие" обозначает определённое отношение, в котором
язык привносит тождество личности и целостность тела в ответственное эго, но
хранит безмолвие по поводу всех сил, которые вызывают разложение этого эго. Или
же сам язык становится одной из них и принимает на себя груз всех этих сил,
давая, тем самым, расчленённому телу и разложенному эго доступ к безмолвию,
которое есть безмолвие невинности. В этом случае у нас имеется другой термин
дилеммы: "нечистый язык-чистое безмолвие".