Вот почему, когда
сексуальность развертывается по физической поверхности, она заставляет нас при
этом переходить от голоса к речи и собирать все слова в эзотерическое целое и в
сексуальную серию, которая этими словами не будет
324 ПЕРВИЧНЫЙ ПОРЯДОК
обозначена, манифестирована или сигнифицирована, но которая будет строго
ко-экстенсивна и ко-субстанцио-нальна с ними. Это то, что слова представляют;
все формативные элементы языка, которые существуют только в отношении (или в
реакции) друг с другом - образуют тотальность с точки зрения этой имманентной
истории, которой они тождественны. Следовательно, существует избыточное
равноголосие с точки зрения голоса и по отношению к голосу: равноголосие,
которое завершает равноголосие и подготавливает язык для чего-то еще. Это нечто
исходит от иной, десексуализо-ванной и метафизической поверхности, когда мы
окончательно переходим от речи к глаголу или когда мы образуем уникальный глагол
в чистом инфинитиве - вместе с составленными словами. Это нечто является
откровением единоголосого, явлением Единоголосия - то есть Событием, которое
присоединяет единоголосие бытия к языку.
Единоголосие смысла застает язык в его завершенной системе как тотальное
выражающее уникального выраженного - события. Ценности юмора отличаются от
ценностей иронии: юмор - это искусство поверхностей и сложной связи между двумя
поверхностями. Начиная с избыточного равноголосия, юмор выстраивает свое
единоголосие. Начиная с собственно сексуального равноголосия, которое завершает
всю равноголосость, юмор высвобождает десексуализованное Единоголосие -
единоголосие Бытия и языка - всю вторичную организацию в одном слове5. Тут нужно
вообразить кого-то,
___________
5 Здесь мы не можем согласиться с тезисом Лакана, по крайней мере так, как мы
поняли его из изложения Лаплан-ша и Леклера в "L'lnconscient", (Temps modem,
Juliet 1961, pp.111 sq.). Согласно этому тезису первичный порядок языка должен
определяться бесконечным скольжением означающего по означаемому, и каждое слово
тогда обладало бы единственным смыслом и соотносилось бы с другими словами
посредством серии эквивалентов, которые этот единственный смысл задавал для
слова. Наоборот, если только слово обретает несколько смыслов, организованных по
закону метафоры, оно явно стабилизируется. В то же время, язык оставляет первый
процесс и закладывает основу второго. Значит, единоголосие определяет первый, а
равноголосие - возможность второго процесса (р. 112). Но единоголосие
рассматривается здесь как единоголосие слова, а не как единоголосие Бытия,
которое высказывается обо всех вещах в одном и том же смысле - но не е языке,
который говорит это. Именно мысль о том, что единоголосое является словом, и
угрожающая выводом, что такого слова не существует - сама нестабильна и остается
только "фикцией". Напротив, нам кажется, что равноголосие точно характеризует
голос в первом процессе; и если есть сущностная связь между сексуальностью и
равноголосием, то она приобретает форму границы для равноголосого и для
тотализации - границы, которая делает единоголосое возможным - как подлинную
характеристику бессознательной вторичной организации.
325 ЛОГИКА СМЫСЛА
на одну треть был бы Стоиком, на одну треть Дзеном и на на одну треть -
Кэрролом: с одной стороны, он мастурбирует, чрезмерно жестикулируя, с другой -
он пишет на песке магические слова чистого события, открытого единоголосию:
"Разум - Я полагаю - это Сущность - Ent - Абстракт -то есть-Катастрофа- которую
мы - так сказать - Я имел ввиду - ". Итак, он заставляет энергию сексуальности
перейти в чистое асексуальное, не прекращая, однако, спрашивать: "Что такое
маленькая девочка?" - даже если этот вопрос должен быть заменен произведением
искусства, которое еще надо создать и которое только и дало бы ответ. Возьмем,
например, Блума на побережье... Несомненно, равно-голосие, аналогия и
возвышенное будут вновь заявлять свои права на третичный порядок .в денотациях,
сигнифи-кациях и манифестациях повседневного языка, подчиненного правилам
здравого и общезначимого смыслов. Когда же мы обращаемся к бесконечному
переплетению, которое задаёт логику смысла, то начинает казаться, что этот
итоговый порядок вновь переоткрывает голос высоты первичного процесса, а еще,
что вторичная организация на поверхности возвращает что-то из самых глубочайших
шумов, глыб и стихий в Единоголосие смысла - краткий миг для поэмы без героя.
Что же еще может произведение искусства, кроме как снова следовать пути,
ведущему от шума к голосу, от голоса к речи, от речи к глаголу, конструируя эту
Music fur ein Haus, чтобы всегда возвращать независимость звукам и запечатлевать
молнию едино голосия. Конечно, такое событие быстро обрастает повседневной
банальностью или, наоборот, страданиями безумия.



Приложения

 
I
Симулякр и античная философия

 
 



I.