Скорее всего, здесь Дионисием подчеркивается значительность и ощутимая, как бы физическая весомость красоты и приятности. Первая – нечто крупное, широкое, объемное и торжественное, вторая – миниатюрное, но зато милое, благодаря свежему цветению и сладости. В этих характеристиках есть нечто художественное, выразительное, но зато они начисто лишены философско-логической мотивации.

"Красота" и "приятность" создается, по Дионисию, с помощью ряда непременных элементов, которые, как мы увидим, тоже являются важными принципами греческой классической эстетики, столь импонировавшей римскому классицизму I в. до н.э.

Оказывается, что речь становится "приятной и красивой" благодаря "решающим и важнейшим вещам", а именно таковыми, по мнению Дионисия, являются "мелодия" (melos), "ритм" (rythmos), "разнообразие" (metabole) и "уместность" (prepon) (53).

Необходимость мелодии и ритма, создающих красоту и приятность, доказывается опытным путем, посредством чувства или ощущения. Дионисий приводит в пример толпу, которая освистала хорошего кифариста за то, что он, прикоснувшись "не в такт" к одной струне, испортил мелодию. Зрители тоже сердятся и возмущаются, если музыканты сбиваются с ритма, "не вовремя" двигаясь и восклицая (§55-56).

Вспомним Лукреция, для которого, вслед за Эпикуром, мелодия и ритм вытекали из жизненной необходимости человека и были связаны с многообразием чисто физических ощущений (V 1379-1408). Наряду с субъективностью ощущения Дионисий выделяет также и меру, как один из лучших критериев удовольствия или неудовольствия, то есть объективного соответствия эстетического предмета субъективной настроенности человека. Своевременные перемены (metabolai) вносят приятность и разнообразие в строй речи, который обязательно должен покоиться на "соответствии", или "строй" речи должен быть свойственным и соответствующим содержанию (§69-70).

Дионисий характерным образом для античного ритора говорит об "удовольствии", доставляемом слуху с помощью соединения "мелодичных, ритмичных, звучных" слов, которые "услаждают" чувства, "ласкают" их. Слова можно "сплетать" и "сшивать" одни с другими. Те, что "очаровывают", соединяются со словами "иной природы", чтобы "скрадывать неприятность последних". Писатель поступает здесь как разумный военачальник, прикрывающий слабые части сильными и тем самым используя все свои возможности (§68-69). Важное для античной эстетики представление о "мере", о том, что употребляется "кстати" на основании "вкуса", а не "науки", также привлекает Дионисия при рассуждении об "удовольствии" и "неудовольствии", так как ни то, ни другое в чистом виде не должно иметь места (§67-68). Дионисий очень выразительно (это характерно для его собственного стиля) подчеркивает в красоте построения благородство мелодии, величавость ритма и роскошь разнообразия в сочетании с соответствием. В классическую строгость ритора вплетается небезосновательно эта роскошь разнообразия, столь близкая вообще духу эллинистического художественного творчества и выраженная там в качестве излюбленной александрийцами "пестроты" (poicilia).

Недаром Дионисий упоминает это "разнообразие перемен", благодаря которому красота продолжает оставаться "вечно новой". Примечательно, что "красивый" склад речи основан не на разнообразии как переходе от "лучшего к худшему" или, наоборот, от "худшего к лучшему", а на "разнообразии однородного", ибо "при неизменном повторении надоедает и всяческая красота" (§129).

3. Подобающее

Эстетическая категория "уместности", или "подобающего" (prepon), важная для классической эстетики, тоже не оставлена Дионисием без внимания, хотя он признается, что глубокое рассмотрение данного вопроса "требует многих рассуждений" (§135). Дионисий, не вдаваясь в эти рассуждения, приводит замечательный пример из излюбленного им Гомера, рассказ Одиссея о мучениях Сизифа в загробном мире. Соединение слов здесь (Od. XI 593-596) так уместно, что перед глазами встает и "тяжесть камня, и труд, с каким его отрывают от земли", и сам Сизиф, "напрягающий члены и восходящий на гору, и еле взымаемая глыба" (§140). Оказывается, что "медлительность действия" достигается односложными и двусложными словами, разделенными большими промежутками. "Сопротивление, тяжесть и трудность" достигаются долгими слогами, "твердо упирающимися и прочно сидящими", "непрерывность напряжения" передается через "шероховатые сочетания букв", а "вздутые мышцы" и "сопротивление камня" через "толщу ритма" (§141). И все это, восклицает Дионисий, создалось не "случайной игрой природы", а "старанием искусства воспроизвести события" (там же). Совершенство произведения, таким образом, зависит от искусства уместного сочетания слов.

Идеи Дионисия, как видим, носят явный отпечаток эллинистической рецепции классики. Его субъективно-сенсуалистский подход к художественной форме аналогичен его эмпирическому опытному подходу, учитывающему соответствие определенной ситуации или момента действительности этосу, или нраву человека, который в свою очередь влияет на человеческие страсти и создает тот или иной способ убеждения, а значит, тот или иной тип речи.