Эти стороны чувственной действительности, с одной стороны, являются предельной системой соотношений, без которых никакая точка чувственного становления не была бы мыслимой. А с другой стороны, эти системы соотношений не должны уплывать и дробиться так, как это происходит в самом чувственном становлении, то есть они должны быть чем-то неделимым, должны быть атомами. Но чтобы и непрерывность чувственного процесса и его атомная осмысленность сохранялась в каждой прерывной точке непрерывного процесса, для этого необходимо понимать атомы как пределы для каждой точки непрерывного чувственного процесса.

В этом смысле эстетика Эпикура является совершенно замечательным достижением античной мысли. Красота чувственного мира здесь тоже уходит в бесконечную даль и каждый раз требует особой смысловой перспективы, но эта даль и эта перспектива тоже обладают чувственным характером.

Так можно было бы формулировать логическую методику эпикурейской эстетики. Эта логическая методика самим Эпикуром не формулируется. Но вместо этого Эпикур дает нечто гораздо более важное. Он дает нам результат этой логической методики. Но по этому результату можно догадаться и о тех логических методах, которыми оперирует эпикурейская эстетика, пусть хотя бы бессознательно.

Ради целей дидактически ясного изложения эстетики Эпикура мы привели бы в заключение один наглядный пример из области чувственного восприятия, который, как нам кажется, едва ли вызовет у кого-нибудь возражение.

Мы слышим морской прибой, или вообще шум моря. Море состоит из отдельных капель. Но можем ли мы свести восприятие морского шума на восприятие отдельных капель? Нет, никаких капель тут не мыслится. Но тогда как же быть с ними? Ведь реально и материально они все-таки существуют. Эпикур в этом случае поступает так. Он берет одно мгновение из восприятия морского шума, но представляет его нагруженным такой системой соотношений с другими мгновениями того же восприятия, которая обеспечила бы собою именно непрерывно звучащий морской шум. Соответствует ли что-нибудь объективно такому мгновению и именно с таким соотношением в системе цельного восприятия морского шума? Соответствует. Это и есть те капли морской воды, которые, оставаясь самими собой, уже слились в общей громаде моря, то есть они тоже не остаются изолированными точками, но нагружены таким соотношением с другими каплями, при помощи которого обеспечивается для них нераздельное слияние со всей громадой морской воды. Вот эти капли морской воды и взятые именно с таким своим соотношением в общей громаде морской воды – это и есть эпикуровские атомы. Без них не было бы и самого моря, как равно без мгновенных восприятий морского шума не могло бы создаться и цельного восприятия этого шума. Но все это есть именно эпикуровские атомы, то есть такие неделимые моменты и самой морской воды и восприятия ее шума, которые, как бы они ни были малы, все же являются принципом, моделью, пределом и вообще такой конструкцией, которая не разрушает, а создает цельную громаду морской воды и которая не нарушает, но создает также и цельную картину восприятия морского шума. Атомистика Эпикура имела своей целью сохранить в полной нетронутости и непрерывный процесс эстетического восприятия и чувственно материальную осмысленность его в любой его произвольно взятой точке.

>


--------------------------------------------------------------------------------

§6. Псевдоплатоновский диалог "Аксиох"
В том, что приписываемый Платону диалог "Аксиох" принадлежит не Платону, не сомневались уже в античности (Diog. L. III 45). Вместе с тем "Аксиох" целым рядом черт выделяется из общего числа псевдоплатоновских сократических диалогов. Во-первых, здесь проводится столь характерная для Платона мысль о бессмертии души. Во-вторых, в некоторых частях диалога неизвестным автором достигнута высокая проникновенность в соединении с литературным мастерством. Правда, речь идет при этом лишь об отдельных частях. Наконец, в-третьих, аллюзии на современные действию диалога исторические события и обстоятельства, а также описание Афин свидетельствует о том, что автор хорошо знаком с аттическими реалиями. Согласно предложению Карла Штейнхарта220 диалог написан каким-нибудь остроумным, знакомым с патетической риторикой стоиков платоником позднего александрийского или уже начинающегося императорского времени, который намеренно подражал Платону и, возможно, даже украсил свой диалог именем Платона, чтобы придать больший вес излагаемому в диалоге учению о бессмертии души.

Вместе с тем, однако, нам хотелось бы подчеркнуть в этом псевдоплатоновском диалоге некоторого рода образы и рассуждения, свидетельствующие и о примеси эпикурейства к этой общей довольно эклектичной картине платоновского и отчасти стоического учения о бессмертии души. Именно загробная жизнь для людей, живших на земле праведно, рисуется здесь слишком в гедонистических тонах, несомненно превосходящих то учение о загробных наградах, которое мы находим у Платона.