Когда же Деметрий советует применить эти словесные фигуры в разных обстоятельствах перед лицом правителей и тиранов (§292), людей, облеченных властью (§293) в демократическом государстве (§294), то он проявляет понимание тончайших оттенков речи, и хотя он вводит в обиход знаменитые исторические примеры, но демонстрирует их столь естественно, что создается впечатление опять-таки некоего житейского опыта и достаточно обостренного восприятия действительности.

Деметрия, таким образом, интересует скорее прикладная эстетика, а не тонкое теоретизирование, как это мы видим у Дионисия.

Что касается развития Деметрием учения о разных стилях речи, то здесь мы находим целый ряд здравых суждений.

В своей классификации Деметрий вполне учитывает неполную обособленность стилей и признает, что полная несовместимость существует только между двумя из них, а именно между возвышенным и простым. Все же остальные могут объединяться, сочетаться, смешиваться. Если идти по этому пути, то можно выделить тогда два основных стиля, близких к двум главным родам, или стилям, Дионисия: противоположность торжественности и серьезности, с одной стороны, и игривой кокетливости – с другой. Антитезу Дионисия Деметрий детализирует еще с помощью одного разделения. Выдвигая внешнюю формально-выразительную структуру, мы получаем в серьезном стиле мощность и силу, а в кокетливом – безыскусственную простоту. Выдвигая же внутреннее содержательно-смысловое наполнение, мы получаем для серьезного стиля – величие, для кокетливого – изящество, нечто милое. В серьезном стиле внутреннее величие внешне выражено как мощь, а в кокетливом внутреннее искусство внешне выражено как наивность и простота.

Эстетическая позиция Деметрия выражена во взглядах на искусство как на систему сознательных форм, данных вместе со своим внутренним содержанием. Деметрий продолжает здесь Дионисия и ощущает эти формы еще более глубоко и судит о них во многих отношениях детальнее и обстоятельнее. Он прекрасно чувствует напевность языка, но делает упор не на смысловой его глубине, а использует внешне-звуковую музыкально-словесную сторону.

На примере Деметрия и Дионисия видно, как эллинистически-римская эстетика тонко и чутко ощущает музыку слова и стилевую выразительность классической греческой литературы. Изобилие живых иллюстраций, примеров удачно выбранных текстов, стихотворных и прозаических, умеряет некоторую суховатость и краткость формулировок Деметрия, вводя читателя в реальную атмосферу античной прикладной эстетики позднего времени.

>


--------------------------------------------------------------------------------

§4. Псевдо-Лонгин
1. Общие сведения

До нас дошло знаменитое сочинение "О возвышенном" ("Peri hypsoys"), приписывавшееся раньше Кассию Лонгину, филологу и ритору III в. н.э., ученику Аммония Саккаса, то есть соученику первых неоплатоников Плотина и Оригена362. В настоящее время после работы Кайбеля (см. библиогр. с. 941) не может быть никакого сомнения, что это сочинение относится к кругу идей Сенеки, Тацита и Квинтилиана и должно быть датировано приблизительно серединой I в. н.э. Еще С.Шевырев писал: "Лонгин открывает, наконец, совершенно новую сторону в красоте, – высокое, более родственное нашему христианскому духу"363. Однако приписывание этому Псевдо-Лонгину неоплатонических идей совершенно не вяжется с его воззрениями. П.Отто (см. библиогр. с. 941) с полной убедительностью показал стоическое происхождение взглядов Псевдо-Лонгина, так что в настоящее время мы можем рассматривать это сочинение только в контексте идей приблизительно Дионисия Галикарнасского и Деметрия Псевдо-Фалерейского. А именно вполне определенно рисуется и позиция Псевдо-Лонгина. Это – защитник патетизма и энтузиазма против педантизма "аттиков", представителем которого является Цецилий, главная мишень весьма энергичной критики Псевдо-Лонгина.

Самое понятие, которому посвящен трактат Псевдо-Лонгина, остается, как и все вообще эстетические и художественные категории в античной эстетике, в логическом смысле тоже совершенно непроанализированным. Автор посвящает раскрытию этого понятия всего только несколько строк, не обладающих никакой значительностью. Зато общеописательная позиция выдерживается у нашего анонима в весьма выразительных формах: здесь масса отдельных установок, описаний и примеров, ставящих его всецело в контексте Дионисия Галикарнасского и Деметрия и даже требующих рассматривать всех этих трех авторов как целое. Заметим пока, что "возвышенное" у Псевдо-Лонгина нужно понимать именно не по-Шевыревски, не в смысле "das Erhabene" немецких классических эстетиков, но исключительно риторически и поэтически, – конечно, в том содержательно-музыкальном смысле, в каком трактуют свои категории Дионисий и Деметрий. Виламовиц был совершенно прав, когда утверждал, что это сочинение было бы лучше озаглавить "О патетическом"364. Ниже мы увидим, что оно действительно вполне в контексте "торжественного" стиля у Дионисия Галикарнасского и "мощного" у Деметрия.