Berlin, 192612, S. 439-441.

Если угодно, эпикуреизм Филодема можно называть не древним, но средним эпикуреизмом, куда необходимо отнести также и знаменитого современника Филодема римского поэта I в. до н.э. Лукреция Кара. Впрочем, Лукреция можно относить к среднему эпикурейству только ввиду того, что он был современником Филодема, по существу же эстетика Лукреция настолько ярко отличается и от Эпикура и от Филодема, что его лучше будет называть не средним, но уже позднейшим эпикурейцем. Были еще незначительные остатки эпикуреизма во II в. н.э., из которого нам более или менее известен Диоген из Эноанды (город на границе Писидии и Ликии). Но его касаться мы не будем.

>


--------------------------------------------------------------------------------

§2. Эпикур и ранний эпикуреизм (общий очерк)
1. Отрицание искусства

Эпикурейская эстетика начинается с отрицания или, во всяком случае, с принижения всякого искусства (а заодно уже и всех наук и даже всего культурного воспитания).

"Эпикурейцы более новым способом конструировали возражение против представителей наук... полагая, что никакая наука не содействует совершенствованию в мудрости или что это есть, употребляя сравнение, некоторое прикрытие их собственного невежества (Эпикур, действительно, получает от многих упреки в неучености...). Пожалуй, они стали многознающими только в результате ненависти к ученикам Платона, Аристотеля и подобных" (Sext. Emp. Adv. math. I 1). "Ваши даже недурно рассуждают о том, – говорится об эпикурейцах у Цицерона, – что для того, кто намеревается быть философом, совсем не важно знать науки" (Cic. De fin. II 4, 12). "Что он [Эпикур] кажется тебе недостаточно образованным, причиной этого является то, что он отрицает всякую образованность, если она не помогает науке блаженной жизни. Что же... он проводил время в перелистывании поэтов, в которых нет никакой твердой полезности, а только одна ребяческая услада? Или он, наподобие Платона, погрузился в музыку, геометрию, числа и звезды, что и не может быть истинным, происходя из ложного источника, и, если бы было даже истинным, ничем не может способствовать тому, чтобы мы жили приятнее, то есть лучше? Значит, он, по-вашему, следовал за искусствами, а искусство жизни, столь трудное и соответствующим образом плодотворное, он отбросил? Да, не Эпикур необразован, а неучи – те, кто считает необходимым изучать до старости предметы, которые стыдно не изучать может быть только детям" (I 21, 71 слл.).

Лактанций (Inst. d. III 25, 4) говорит:

"Если сама природа человеческая восприимчива к мудрости, то, казалось бы, всем нужно учиться, чтобы быть мудрыми, и ремесленникам, и крестьянам, и женщинам, и, наконец, всем, кто имеет человеческий облик..."

Это понимали стоики и даже говорили, что рабам и женщинам нужно философствовать; и Эпикур также приглашает к философии тех, кто "груб во всех науках".

Эпикурейцы определяли искусство так: "Искусство есть путь, осуществляющий для жизни пользу". Осуществляющий здесь значит создающий (frg. 227 b Us.). Отрицание наук и искусств вело, следовательно, к тому, чтобы самую жизнь переделать в искусство. "Грамматик Гераклид вместо поэтической суматохи, как говорят те, и вместо гомеровских пошлостей (mцrologemata) воздает свою благодарность Эпикуру" (Plut. Non posse suav. viv. 2, 1086 слл.). Гомера Эпикур нисколько "не стыдится" (Clem. Alex. Str. V 14, р. 405, 3-4 Stдhlin), хотя он и выбрасывает его из государства вместе с Платоном (Athen. V 187 cd. Gulick).

"Нам нет дела до Эпикура, который является возделывателем непристойного удовольствия в своих садах, принося в жертву все вместе поэтические искусства, как гибельный обман мифов" (frg. 229 Us.). "Даже если бы ученики Платона и не выставляли музыку, необходимо сказать, что она относится к блаженству, в то время как другие, не оставаясь при их доверчивости, – как, например, ученики Эпикура, отрицали это притязание, утверждая, наоборот, что она бесполезна, не требует усилий, любят вино и беззаботны в отношении имущества" (Sext. Emp. Adv. math VI 27).

"Предохранительным средством от большой дикости и тупости было учение о том, как говорит сам Эпикур, что, поистине нетрудно писать тем, кто стремится к твердому применяемому критерию" (frg. 230 Us.), то есть самый эпикурейский критерий истины мешает тому, чтобы философ занимался писательством. И если "только мудрец мог бы правильно говорить о музыке и поэзии" (Diog. L. X 121), то эта мудрость сводится тут просто к бегству от всякого искусства. "Беги, добрейший, от всякого воспитания, поднявши мачты" (X 6). Последний рецепт не раз вспоминает Плутарх (De poet. aud. I 15; Non posse suav. viv. 12, 1094 d), вспоминает и Квинтилиан (XII 2, 24). Во втором из только что указанных двух мест Плутарха прямо говорится о воздержании от "так называемого свободного воспитания". И в письме к Апеллесу сам Эпикур пишет: "Блаженным считаю тебя, Апеллес, что ты устремился к философии чистым от всякого воспитания" (frg. 117 Us.; ср. о том же у Plut. ibid.). Все эпикурейские тексты о риторике говорят почти только об этом же самом.