Впрочем, такая вещь, как 16-й эпод, может быть, не совсем и подходит под рецепты "Поэтики", или, вернее, подходит в более сложном смысле.

Смешение разных видов поэзии (14-23). Отбрасывает, далее, Гораций также смешение в одном произведении разнотипной поэзии, наподобие пурпурового лоскута, пришиваемого к важному, многообещающему началу. Таковы эпические образы и описание природы в драме. Если приготовляется амфора, то не должно получаться горшка. "Пусть будет что угодно, но была бы только простота и единство" (Sit quidquid simplex et unum, 23), хотя и допустима некоторая свобода композиции (audendi potestas, 10). Можно отметить, что как будто бы у Горация здесь идет речь скорее об эпосе, чем о трагедии, так как примеры на описание природы (в особенности о реке, текущей по равнине), более соответствуют эпическим описаниям.

Дурное влияние на целое отдельных частностей (24-37). Вместо краткости, говорит Гораций, находим темноту, вместо нежности – слабость, вместо возвышенного – надутость; желающий придать разнообразие своей теме живописец – рисует дельфина в лесах и вепря в морских волнах. Отсюда – необходимость выбора посильной (potenter, 40) темы:
Взявшись писать, выбирайте себе задачу по силам!
Прежде прикиньте в уме, что смогут вынести плечи,
Что не поднимут они. Кто выбрал посильную тему,
Тот обретет и красивую речь и ясный порядок (38-41)301.


Расположение (dispositio 42-44). Гораций рекомендует "достоинство" и "прелесть" (venus) порядка, чтобы писатель знал, что где поставить. Писатель должен быть максимально разборчивым. Заметим, что упоминание об ordo, "порядке", безусловно вызывает в нашей памяти риторическое учение о "диспозиции", то есть о расположении материала. Некоторое сомнение вызывает только чрезвычайная краткость этой "диспозиции" у Горация.

"Словесное" выражение (elocutio, 45-179).

О выборе слов (45-72). Предоставляется большая свобода в допущении новых слов (ficta verba, 52). При этом Гораций не жалеет сравнений, чтобы пояснить правильность своего взгляда. Слова в языке меняются, как листья на деревьях (60-62), как бурное море, которое превращено в тихую пристань, или как река, изменившая свое течение (63-69). Слова, которые ныне "в чести" – позабудутся:
Коль захочет обычай,
Тот, кто диктует и меру, и вкус, и закон нашей речи (71-72).

В осторожных размерах (pudenter) свобода изменения слов вполне может быть допущена (51).


О выборе метра (73-82). Если войны царей и полководцев Гомер научил изображать гекзаметром, то элегический дистих предназначался сначала для сердечных жалоб. Ямб же, изобретенный Архилохом, вошел и в трагедию и в комедию по своей гибкости и жизненности.

О дикции выводимых в трагедии лиц (83-118). Упомянув о разнообразии поэтического содержания (83-85), Гораций требует, чтобы каждый род поэзии имел свой тип (vices) и свой стиль (colores, 86-88). Дикция в трагедии должна отличаться от дикции в комедии (89-98). Например, пир Фиеста нельзя рассказывать простым разговорным языком, хотя не запрещается иногда, в зависимости от обстоятельств, вводить возвышенный стиль в комедию и печальную жалобу в трагедию. Дикция в драме должна соответствовать данному настроению героя (99-113). "Сам ты должен страдать, чтобы люди тебе сострадали" (102). Смешному должно соответствовать смешное выражение и жалобному – жалобное. Дикция в драме должна соответствовать и общему положению лица, по крайней мере в данный период его жизни (114-118). Важно, говорит ли бог, или полубог, или обыкновенный человек, матрона или кормилица, ассириец или колхидянин, повар или разносчик и т.д.

Определение дикции, соответственной характеру выведенного в драме лица, зависит от "нахождения" (119-135), то есть от способа нахождения драматической поэзии. "Следуй преданью, поэт, а в выдумках будь согласован" (119). Если берется мифологический сюжет, то Ахилл должен быть пылким, непреклонным, неутомимым, Медея – гордой и лютой, Ино – жалостной, и пр. (120-124). Если же поэт выдумывает что-нибудь новое для сцены, то "да будет он выдержан строго, верным себе оставаясь от первой строки до последней" (127-128). Общее можно сделать своим, если поэт не будет слепо идти за трафаретом, но и не будет переступать основных пределов. Гораций, следовательно, рекомендует придерживаться общеизвестных мифологических сюжетов.

Начало драмы должно вводить зрителя прямо in medias res (136-152). Что обещается в начале, то и нужно выполнять. Нельзя начинать, например, рассказ о возврате Диомеда со смерти Мелеагра (Гораций имеет здесь в виду поэму Антимаха о Диомеде), а Троянскую воину с рассказа о двух яйцах Леды (в одном из которых были Елена и Клитемнестра, а в другом – Кастор и Поллукс) и пр. Нужно прямо спешить к делу, не задерживаясь на знакомом и искусно сочетая начало, средину и конец.

Специальный экскурс о возрастах (153-178).