Скачать 180.14 Кбайт
Категория бытия в классической западноевропейской философии
Мы знаем, что такое понимание бытия уже было у греков: афинская школа соединяла этот аспект "существования" с "сущностью", мегарики растворяли "сущность" в "существовании", киники разрывали их связь. Позиция скептиков достаточно самостоятельна. Бытие как предмет мысли и соответствующая реальность полностью изымаются ими из ведения субъекта (поэтому, строго говоря, тот перестает быть субъектом). Бытие слишком тесно было связано в традиции с объективной истиной, что отметил Ч. Кан, называя общегреческую трактовку бытия "веридикальной". Но оставшаяся реальность вобрала в себя чисто онтологическое содержание, выработанное многими "бытийно" мыслившими философами: это именно существование, рафинированное удалением всех претендующих на самостоятельное значение абстракций.
Такое определение бытия искали многие античные мыслители, и скептики лишь довели данную тенденцию до крайности, оказавшись в ближайшем соседстве с мегарцами (это подкрепляют свидетельства, сообщающие о Пирроне как ученике мегарской школы). Учитывая, видимо, опыт софистов, скептики пытаются застраховаться от самого опасного аргумента, который был в свое время выдвинут Платоном против релятивистов. Из него следует, что истина может быть опровергнута только истиной, и истина об отсутствии истины восстанавливает отвергнутое. Огонь, говорят скептики, который все сжег, угасает и сам; лестница, которая привела нас к цели, может быть отброшена; очистившее организм лекарство выходит и само (Sext. Emp. Adv. math. VIII, 480-481). Скептики подчеркивают принципиальную внетеоретичность найденной ими действительности, и в этом они приближаются к границе античного мировоззрения. Их школа, пожалуй, ближе всего к наступающей эпохе приоритета веры, хотя фактически стоики и даже эпикурейцы оказали большее воздействие на формирование нового мировоззрения. Это вполне понятно: новому мышлению нужно было заимствовать не веру, а философию. Но с точки зрения эволюции понятия бытия позиция скептицизма интересна не столько своей фактической ролью, сколько последовательностью сделанных из теоретической ситуации выводов. То, что А. Ф. Лосев называет "нейтральным бытием" {60, 5, 358-363}, не что иное, как чистое существование, из которого элиминировано смысловое содержание. Скептики сохранили верность традиции, потому что наделяли это существование способностью быть носителем смысла, но вышли за ее пределы, отказываясь от универсальности античной "теории". Этический результат такой позиции формулирует А. Ф. Лосев: принятие жизни у скептиков – это "такое безмысленное приятие, которое знает, что оно должно бы быть и осмысленным. Оно чувствует великую и единую истину бытия, превращающую всю обыденную действительность в трудные и длительные акты мировой мистерии... Но вот эта мистерия так сложна..., что истинный философ, познавший сущность вещей, решил замолчать" {там же, 386}. Молчание скептика – "один из самых сложных и глубоких философских ответов вообще" {там же, 384}. Последнее слово скептицизма – "послушание неведомо кем и чем направляемому становлению, и в субъекте и в объекте, оголенная от всякой рациональности действительность" {там же, 388; см. также: там же, 383-389}.
В эпикуреизме происходит, может быть, наиболее дерзкая реформа онтологии, и это тем заметнее, что изменение претерпевают принципы, заимствованные из традиции (у Демокрита, киренаиков, Аристотеля). Прежде всего поражает превращение, которое произошло с атомизмом, древним античным учением, на которое опирался Эпикур. Атом по-прежнему оценивается как бытие (хотя Эпикур предпочитает термин "природа"), но бытие понимается совершенно по-новому, с учетом опыта пифагорейцев, академиков, перипатетиков, а главное, с учетом эллинистического идеала блага. Во-первых, атом обладает свободной волей. Здесь дело не только в том, что без этого допущения трудно было бы объяснить связь атомов, но и в первую очередь в том, что будучи абсолютным бытием, атом не должен подчиняться необходимости: свобода выше необходимости. Человеческая свобода поэтому не исключение из природного порядка, а его проявление, и это чрезвычайно важно для обоснования этики эпикуреизма. Единство теоретического и этического в онтологии Эпикура хорошо видно из текстов Диогена Лаэрция (X, 43-44; 120; 133; 134). В X, 134 прямо говорится, что лучше верить мифам о богах, чем рабствовать у необходимости "физиков".
Борьбу с тем досократовским учением, которое понималось Эпикуром как "фатализм", он проводит очень последовательно: атому приписывается свобода, которая так же не нуждается в специальном обосновании, как и свобода человеческого поступка; и то и другое суть первичные свойства природы. Далее, Эпикур выступает против понятия точности природного закона: все законы выполняются приблизительно, и даже траектории небесных тел не могут быть идеально правильными (обосновать этот тезис помогает принцип дискретности, неотъемлемый от атомизма). Эпикур критикует попытки однозначного доказательства того или иного тезиса или закона: в логике так же нет неизбежной связи, как и во всем бытии.
Такое определение бытия искали многие античные мыслители, и скептики лишь довели данную тенденцию до крайности, оказавшись в ближайшем соседстве с мегарцами (это подкрепляют свидетельства, сообщающие о Пирроне как ученике мегарской школы). Учитывая, видимо, опыт софистов, скептики пытаются застраховаться от самого опасного аргумента, который был в свое время выдвинут Платоном против релятивистов. Из него следует, что истина может быть опровергнута только истиной, и истина об отсутствии истины восстанавливает отвергнутое. Огонь, говорят скептики, который все сжег, угасает и сам; лестница, которая привела нас к цели, может быть отброшена; очистившее организм лекарство выходит и само (Sext. Emp. Adv. math. VIII, 480-481). Скептики подчеркивают принципиальную внетеоретичность найденной ими действительности, и в этом они приближаются к границе античного мировоззрения. Их школа, пожалуй, ближе всего к наступающей эпохе приоритета веры, хотя фактически стоики и даже эпикурейцы оказали большее воздействие на формирование нового мировоззрения. Это вполне понятно: новому мышлению нужно было заимствовать не веру, а философию. Но с точки зрения эволюции понятия бытия позиция скептицизма интересна не столько своей фактической ролью, сколько последовательностью сделанных из теоретической ситуации выводов. То, что А. Ф. Лосев называет "нейтральным бытием" {60, 5, 358-363}, не что иное, как чистое существование, из которого элиминировано смысловое содержание. Скептики сохранили верность традиции, потому что наделяли это существование способностью быть носителем смысла, но вышли за ее пределы, отказываясь от универсальности античной "теории". Этический результат такой позиции формулирует А. Ф. Лосев: принятие жизни у скептиков – это "такое безмысленное приятие, которое знает, что оно должно бы быть и осмысленным. Оно чувствует великую и единую истину бытия, превращающую всю обыденную действительность в трудные и длительные акты мировой мистерии... Но вот эта мистерия так сложна..., что истинный философ, познавший сущность вещей, решил замолчать" {там же, 386}. Молчание скептика – "один из самых сложных и глубоких философских ответов вообще" {там же, 384}. Последнее слово скептицизма – "послушание неведомо кем и чем направляемому становлению, и в субъекте и в объекте, оголенная от всякой рациональности действительность" {там же, 388; см. также: там же, 383-389}.
В эпикуреизме происходит, может быть, наиболее дерзкая реформа онтологии, и это тем заметнее, что изменение претерпевают принципы, заимствованные из традиции (у Демокрита, киренаиков, Аристотеля). Прежде всего поражает превращение, которое произошло с атомизмом, древним античным учением, на которое опирался Эпикур. Атом по-прежнему оценивается как бытие (хотя Эпикур предпочитает термин "природа"), но бытие понимается совершенно по-новому, с учетом опыта пифагорейцев, академиков, перипатетиков, а главное, с учетом эллинистического идеала блага. Во-первых, атом обладает свободной волей. Здесь дело не только в том, что без этого допущения трудно было бы объяснить связь атомов, но и в первую очередь в том, что будучи абсолютным бытием, атом не должен подчиняться необходимости: свобода выше необходимости. Человеческая свобода поэтому не исключение из природного порядка, а его проявление, и это чрезвычайно важно для обоснования этики эпикуреизма. Единство теоретического и этического в онтологии Эпикура хорошо видно из текстов Диогена Лаэрция (X, 43-44; 120; 133; 134). В X, 134 прямо говорится, что лучше верить мифам о богах, чем рабствовать у необходимости "физиков".
Борьбу с тем досократовским учением, которое понималось Эпикуром как "фатализм", он проводит очень последовательно: атому приписывается свобода, которая так же не нуждается в специальном обосновании, как и свобода человеческого поступка; и то и другое суть первичные свойства природы. Далее, Эпикур выступает против понятия точности природного закона: все законы выполняются приблизительно, и даже траектории небесных тел не могут быть идеально правильными (обосновать этот тезис помогает принцип дискретности, неотъемлемый от атомизма). Эпикур критикует попытки однозначного доказательства того или иного тезиса или закона: в логике так же нет неизбежной связи, как и во всем бытии.
|
|