– Можешь не верить, но мне с тобой очень здорово – вот так, как сейчас. Честное слово. То, что я по работе должна какую-то роль играть – это здесь ни при чем. Правда, не вру! Ты мне веришь?

– Верю, – ответил я. – Мне тоже с тобой очень здорово. Очень спокойно на душе. Как с одноклассницей...

– Нет, ты точно уникальный! – рассмеялась она.

– И все-таки насчет Кики, – сказал я. – Что, совсем-совсем ничего не знаешь? Адрес, фамилию – ну, хоть что-нибудь?

Она задумчиво покачала головой.

– А мы ни о чем с ней не разговаривали никогда. И имена у нас всех придуманные. Она – Кики. Я – Мэй. Там, в спальне – Мами. У всех только прозвища – три-четыре буквы и все. Про личную жизнь друг дружки вообще ничего не знаем. Пока сама не расскажешь – никто не спросит. Такой этикет. Дружить-то мы дружим. После работы всегда отдыхаем вместе. Но... это не настоящая реальность. Ничего настоящегомы друг о дружке не знаем! Я – Мэй, она – Кики. Реальной жизни тут нет. Имиджи. Вроде и существуем в пространстве, но не заполняем его. Имя у каждой – как бы название очередной фантазии. А фантазии друг друга мы стараемся уважать. Понимаешь?

– Вполне, – кивнул я.

– Кое-кто из клиентов нас жалеет за это... Но они просто не понимают! Мы же не только ради денег этим занимаемся. О своих маленьких радостях тоже не забываем. В клубе членская система, клиент очень благородный. Все стараются нас как-нибудь ублажить. Так что нам в таком придуманном мире вовсе не скучно...

– Значит, вам это нравится – сугробы разгребать? – хмыкнул я.

– Еще как нравится! – засмеялась она. И прижалась губами к моей груди. – Даже в снежки поиграть иногда удается!

– Мэй... – повторил я. – Когда-то я знал одну девчонку по имени Мэй. Рядом с нашей фирмой была зубная клиника, она там в регистратуре работала. Родилась на Хоккайдо в семье крестьянина. И все ее звали “Козочка Мэй”. Очень смуглая и худая как щепка. Славная такая была...

– Козочка Мэй... – повторила она. – А тебя как зовут?

– Медвежонок Пух, – сказал я.

– Прямо как в сказке! – засмеялась она. – “Козочка Мэй и медвежонок Пух”...

– Точно, как в сказке... – согласился я.

– Поцелуй меня! – попросила она. Я обнял ее, и мы поцеловались. Умопомрачительным поцелуем. Как я не целовался уже тысячу лет.

Нацеловавшись, мы стали пить не помню какой по счету бренди под пластинку “Полис”. Вот, кстати, еще одно дурацкое название банды. Это ж как надо сбрендить, чтоб назвать рок-группу “Полиция”? Задумавшись об этом, я не сразу заметил, что Мэй так и заснула, обнимая меня. Сладко посапывая у меня на груди, она больше не походила на гордую королеву. Обычная девчонка с соседнего двора, ранимая и доверчивая. Вечеринка для одноклассников, черт бы меня побрал... Шел пятый час. Пластинка закончилась, наступила абсолютная тишина. Козочка Мэй и медвежонок Пух... Очередная фантазия. Волшебная сказка за счет списания чьих-то расходов. Рок-группа “Полиция”... Ну и денек получился! Я думал, что вышел на верную тропинку – но опять заблудился. Ниточка, которая могла бы привести куда-то, оборвалась. Пообщался с Готандой. Проникся к нему чем-то вроде симпатии. Встретился с Козочкой Мэй. Переспал с ней. Получил удовольствие. Стал Винни-Пухом. Поразгребал физиологические сугробы. В общем, много чего пережил в этот день... Но так в итоге и не пришел ни к чему.

Я варил на кухне кофе, когда они проснулись и приплелись туда все втроем. Часы показывали шесть тридцать. Мэй была в банном халате. Мами с Готандой – в его пестрой пижаме: ей достался верх, ему низ. На мне – футболка и джинсы. Все уселись за стол и принялись за утренний кофе. Поджарились тосты, и мы стали их есть, передавая друг другу масло и джем. По радио передавали “Барокко для вас”. Пастораль Генри Пёрселла. Настроение было – как утром на пикнике.

– Прямо как утром на пикнике, – сказал я.

– Ку-ку! – сказала Мэй.



* * *

В полвосьмого Готанда вызвал по телефону такси, и мы проводили девчонок. Перед уходом Мэй поцеловала меня.

– Если получится встретить Кики – обязательно привет передай, – сказала она. Я дал ей свою визитку и попросил позвонить, если вдруг что-нибудь узнает.

– Да, конечно, – кивнула она. Потом подмигнула и добавила: – Как-нибудь еще поразгребаем с тобой сугробы, ага?

– Какие сугробы? – не понял Готанда.



* * *

Мы остались вдвоем и выпили еще по кофе. Кофе я сварил сам. Что-что, а кофе варить я умею. За окном неторопливо вставало солнце, и Токийская телебашня ослепительно сверкала в его лучах. При взгляде на этот пейзаж в памяти всплывала реклама “Нескафэ”. Вроде у них там тоже была телебашня. “Токио начинается утренним Нескафэ”... Так, кажется. А может, и нет. Неважно. В общем, телебашня сияла на солнце, и мы пили кофе, глядя на нее. А в голову все лезла строчка из телерекламы.

Нормальные люди в этот час спешат на работу, в школу или еще куда-нибудь. Только не мы с Готандой. Мы с Готандой всю ночь развлекались с красивыми женщинами, профессионалками своего ремесла, – а теперь пили кофе и никуда не спешили.