– Ну да... В общем, я захотел встретиться с их хозяйкой. Казалось, не увижу ее – жизнь остановится. С чего я это взял – не знаю. Но мне действительно так казалось. Я позвонил ей. Она согласилась встретиться. И в первый же день нашей встречи открыла свои уши лично мне. Лично мне, понимаешь? Не по работе! Это было гораздо круче, чем на фотографии. На работе – ну, то есть, перед камерами – она сознательно их блокировала. “Уши для работы” – совсем не то, что “уши для себя”, понимаешь? Когда она открывала их для меня, даже воздух вокруг менялся. Все менялось – весь мир, вселенная... Я понимаю, как по-дурацки это звучит. Но по-другому сказать не получается.

Готанда надолго задумался.

– Блокировала уши? Это как?

– Отключала их от сознания. Если совсем просто.

– Хм-м, – протянул он.

– Как штепсель из розетки.

– Хм-м.

– Ну... Дурацкое сравнение, конечно. Но именно так, я не вру.

– Да верить-то я тебе верю. Просто пытаюсь понять. И в мыслях не было тебя как-то поддеть.

Я откинулся на спинку дивана и уперся взглядом в картину на стене.

– Но главное – ее уши обладали сверхъестественной способностью, – продолжал я. – Она могла слышать то, что не слышат другие, – и приводить людей туда, куда им нужно.

Готанда снова надолго умолк.

– Значит, Кики куда-то тебя привела? – спросил он наконец. – Туда, куда тебе было нужно?

Я кивнул. Но ничего не сказал. Слишком уж долгой была та история, да и рассказывать ее особо не хотелось.

– И вот теперь она снова хочет куда-то меня привести, – сказал я. – Я это чувствую, и очень сильно. Вот уже несколько месяцев. Все это время как будто иду вслед за нитью, которую она мне бросила. Ужасно тонкая нить; сколько раз уже думал – ну, все, сейчас оборвется. А она все тянется и не кончается. Так худо-бедно добрался до сегодняшнего дня. Разных людей встретил, пока шел. Тебя, например. Я бы даже сказал, среди этих людей ты – центральный. А я все иду – и никак не могу уловить, к чему она клонит. Уже два человека погибло на моем пути. Сначала Мэй, потом однорукий поэт... То есть, двигаться-то я двигаюсь. Но ни к чему в итоге не прихожу...

Лед в стаканах совсем растаял. Готанда принес из кухни очередное ведерко, наполнил стаканы льдом, налил еще виски. Изысканные жесты. Благородная осанка. Приятный стук льда о стенки стаканов. “Как в кино”, – машинально подумал я.

– Так что у меня своя безнадега, – подытожил я. – Ничем не веселее твоей.

– Э, нет, старина, – возразил Готанда. – Я бы наши безнадеги не сравнивал. Я люблю женщину. Это любовь, у которой не может быть выхода. С тобой – совсем другая история. Тебя, по крайней мере, что-то куда-то ведет – пусть даже и мотая из стороны в сторону. Никакого сравнения с лабиринтом страстей, в котором блуждаю я. У тебя есть чего желать, на что надеяться. Есть хотя бы шанс на то, что выход найдется. У меня нет вообще ничего. Между нашими ситуациями – такая пропасть, что и говорить не о чем.

– Может быть... – вроде как согласился я. – Так или иначе, мне остался лишь путь, который предлагает Кики. Других путей нет. Она все время старается мне что-то передать – то ли знак какой-то, то ли послание. И я напрягаю слух, пытаясь его разобрать...

– Послушай, – сказал вдруг Готанда. – А ты никогда не думал, что Кики могли убить?

– Так же, как Мэй?

– Ну да. Сам подумай. Так же внезапно исчезла. Я когда узнал о смерти Мэй – тут же о Кики вспомнил. А вдруг с ней то же самое произошло? Об этом даже вслух говорить страшно. Вот я и не говорил. Но ведь это возможно, не так ли?

Я ничего не ответил. Как бы то ни было – я видел ее, вертелось у меня в голове. Там, в пепельных сумерках на окраине Гонолулу. Я видел ее. Даже Юки об этом знает.

– Просто как вероятность. Без фактов, – сказал Готанда.

– Вероятность, конечно, есть. Но послания мне шлет именно она. Я чувствую это совершенно отчетливо. У нее свой стиль, я не мог обознаться.

Готанда долго молчал, скрестив руки на груди. Можно было подумать, что он устал и заснул. Но он, конечно, не спал. Время от времени его пальцы оживали и вновь успокаивались. Кроме пальцев, не двигалось ничего. Ночная мгла просачивалась в комнату и обнимала его ладную фигуру, как родильные воды – младенца в утробе. По крайней мере, мне так казалось.

Я поболтал льдом в стакане и хлебнул еще виски.

И тут я ощутил присутствие кого-то третьего. Будто кроме нас с Готандой в комнате есть кто-то еще. Я чуял тепло его тела, дыхание, запах. Но по всем признакам это был не человек. Воздух вокруг заметался так, словно разбудили дикого зверя. Зверя?У меня одеревенела спина. Я судорожно огляделся. Но, само собой, никого не увидел. В воздухе посреди комнаты скрывался лишь сгусток признаковчего-то нечеловеческого. Но видно ничего не было.




35.


В конце мая случайно – то есть, надеюсь, случайно – я встретился с Гимназистом. С одним из той парочки инспекторов, что допрашивали меня после гибели Мэй. Я зашел в универмаг “Токю Хэндз”, купил паяльник и уже направлялся к выходу, когда столкнулся с ним лицом к лицу.