Я сидел и считал их. Пять... Шесть... Семь... Восемь... После двенадцатого гудка трубку сняли. И в тот же миг я оказался там. В огромной и пустынной “комнате смерти” на окраине Гонолулу. Времени было около полудня: из вентиляционных отверстий в крыше пробивался яркий солнечный свет. Плотные столбы света отвесно падали на пол: сечения квадратные, грани просматривались так отчетливо, словно их обтесывали ножом, – а внутри танцевала мелкая пыль. Южное солнце посылало в комнату всю свою тропическую мощь. Но ничего вокруг эти столбы не освещали, и в комнате царил холодный полумрак. Просто разительный контраст. Мне почудилось, будто я попал на дно моря.

Держа телефон в руках, я сел на диван и прижал к уху трубку. Провод у телефона оказался очень длинным. Петляя по полу, он пробегал по квадратикам света и растворялся в зыбкой, призрачной темноте. Просто кошмарно длинный провод, подумал я. В жизни не видел провода такой длины. Не снимая телефона с колен, я огляделся.

Ни мебель, ни ее расположение в комнате, с прошлого раза не поменялись. Диван, обеденный стол со стульями, телевизор, кровать и комод, расставленные всё в том же неестественном беспорядке. Даже запах остался тем же. Запах помещения, в котором сто лет никто не проветривал. Спёртый воздух, воняющий плесенью. И только скелеты пропали. Все шестеро. Ни на кровати, ни на диване, ни за столом, ни на стуле перед телевизором никого не было. Столовые приборы с недоеденной пищей тоже исчезли. Я отложил телефон и попробовал встать. Немного болела голова. Тонкой, сверлящей болью – так болит, когда слушаешь какой-то очень высокий звук. И я снова сел на диван.

И тут я заметил, как на стуле в самом темном углу вдруг что-то зашевелилось. Я вгляделся получше. Это “что-то” легко поднялось со стула и, звонко цокая каблучками, двинулось ко мне. Кики. Выйдя из темноты, она неторопливо прошла через полосы света и присела на стул у стола. Одета, как раньше: голубое платье и белая сумочка через плечо.

Она сидела и смотрела на меня. Очень умиротворенно. Не на свету, не в тени – как раз посередине. Первой мыслью было встать и пойти туда, к ней, но что-то внутри остановило меня – то ли моя растерянность, то ли легкая боль в висках.

– А куда подевались скелеты? – спросил я.

– Как тебе сказать... – улыбнулась Кики. – В общем, их больше нет.

– Ты решила от них избавиться?

– Да нет. Они просто исчезли. Может, это ты от них избавился?

Я покосился на телефон и легонько потер пальцами виски.

– Но что это было вообще? Эти шесть скелетов?

– Это был ты сам, – ответила Кики. – Это ведь твоя комната, и все, что здесь находится – это ты. Всё до последней пылинки.

– Моя комната?– не понял я. – А как же отель “Дельфин”? Что тогда там?

– Там, конечно, тоже твоя комната. Там у тебя Человек-Овца. А здесь – я.

Столбы света за это время не дрогнули ни разу. Они стояли твёрдые и цельные, точно литые. И только пыльный воздух медленно циркулировал у них внутри. Я смотрел на этот воздух невидящими глазами.

– Где их только нет, моих комнат... – невесело усмехнулся я. – Знаешь, мне все время снился один и тот же сон. Каждую ночь. Сон про отель “Дельфин”. Очень узкий и длинный отель, в котором кто-то плакал по мне. Я думал, это ты. И захотел с тобой встретиться. Во что бы то ни стало.

– Все плачут по тебе, – сказала Кики очень тихо, словно успокаивая меня. – Ведь это твой мир. В твоем мире каждый плачет по тебе.

– Но именно ты позвала меня. Ведь я приехал в отель “Дельфин”, чтобы повидаться с тобой. И уже там... столько всего началось! Опять, как и в прошлый раз. Столько новых людей появилось. Столько умерло. Это же ты позвала меня – так или нет? Позвала – и повела меня куда-то...

– Нет, не так. Ты сам себя позвал. Я только выполнила роль твоей тени. С моей помощью ты сам позвал себя, и сам куда-то повел. Ты танцевал со своим же отражением в зеркале. Ведь я – твоя тень, не больше.

Я душил ее, как собственную тень,– сказал Готанда. – И думал: если я убью эту тень, жизнь наконец-то пойдет как надо...

–Но зачем кому-то плакать по мне?

Она не ответила, а поднялась со стула и, цокая каблучками, подошла ко мне. Опустилась на колени, протянула руку и тонкими, нежными пальцами скользнула по моим губам. И затем коснулась висков.

– Мы плачем о том, о чем ты больше не можешь плакать, – прошептала она очень медленно, словно уговаривая меня. – О том, на что тебе не хватает слёз. И скорбим обо всем, над чем тебе скорбеть уже не получается.

– А как твои уши? Еще не потеряли своей силы?

– Мои уши... – она чуть заметно улыбнулась. – С ними все хорошо, как и прежде.

– Ты могла бы сейчас показать свои уши? – попросил я. – Очень хочется пережить это снова. Как в тот раз, в ресторане, когда мы встретились. Ощущение, будто мир перерождается заново. Все время его вспоминаю...

Она покачала головой.

– Как-нибудь в другой раз, – сказала она. – Сейчас нельзя. Это ведь не то, на что можно смотреть всякий раз, когда хочется. Это можно лишь когда действительно нужно.