Иначе со временем они протухнут, как кусок мяса. Есть вещи, которые не зависят от наших мыслей, и меняются они тоже независимо от наших мыслей. И никто не знает, что с ними будет дальше.

Юки надолго умолкла. Кассета кончилась и после щелчка заиграла в другую сторону.

Лето... Весь город оделся в лето. Полисмены, школьники, водители автобусов – все в рубашках с короткими рукавами. А девчонки ходят по улицам и вовсе без рукавов. Эй, постойте, подумал я. Еще совсем недавно с неба на землю падал снег. И, глядя на этот снег, мы пели с ней вдвоем “Help Me, Ronda”. Всего два с половиной месяца назад...

– Так ты правда не будешь меня ненавидеть?

– Конечно, не буду, – пообещал я. – Такого просто не может быть. В нашем безответственном мире это – единственное, за что я могу отвечать.

– То есть – совсем-совсем?

– На две тыщи пятьсот процентов, – ответил я, не задумываясь.

Она улыбнулась.

– Вот это я и хотела услышать.

Я кивнул.

– Ты ведь любил своего Готанду, правда? – спросила она.

– Любил, – сказал я. Слова вдруг застряли у меня в горле. На глаза навернулись слезы – но я сдержал их. И лишь глубоко вздохнул. – Чем больше мы встречались, тем больше он мне нравился. Такое, вообще-то, редко бывает. Особенно когда доживаешь до моих лет...

– А он правда ее убил?

Я помолчал, разглядывая лето сквозь темные стекла очков.

– Этого никто не знает. Как бы ни было – наверное, всё к лучшему...

Он просто ждал удобного случая...

Выставив локоть в окно и подперев щеку ладонью, Юки смотрела куда-то вдаль и слушала “Токин Хэдз”. Мне вдруг показалось, что с нашей первой встречи она здорово подросла. А может, мне только так показалось. В конце концов, прошло всего два с половиной месяца...

– Что ты собираешься делать дальше? – спросила Юки.

– Дальше? – задумался я. – Да пока не решил... Что бы такого сделать дальше? Как бы там ни было, слетаю еще раз в Саппоро. Завтра или послезавтра. В Саппоро у меня остались дела, которые нужно закончить...

Я должен увидеться с Юмиёси-сан. И с Человеком-Овцой. Там – мое место. Место, которому я принадлежу. Там кто-то плачет по мне. Я должен еще раз вернуться туда и замкнуть разорванный круг.

Устанции “Ёёги-Хатиман” она захотела выйти.

– Поеду по Ода-кю[95.Ода-кю – одна из центральных линий Токийского метро], – сказала она.

– Да уж давай, довезу тебя куда нужно, – предложил я. – У меня сегодня весь день свободный.

Она улыбнулась.

– Спасибо. Но правда не стоит. И далеко, и на метро быстрее получится.

– Не верю своим ушам, – сказал я, снимая темные очки. – Ты сказала “спасибо”?

– Ну, сказала. А что, нельзя?

– Конечно, можно...

Секунд пятнадцать она молча смотрела на меня. На лице ее не было ничего, что я бы назвал “выражением”. Фантастически бесстрастное лицо. Только блеск в глазах да дрожь в уголках чуть поджатых губ напоминали о каких-то чувствах. Я смотрел в эти пронзительные, полные жизни глаза и думал о солнце. О лучах яркого летнего солнца, преломленных в морской воде.

– Но знала бы ты, как я этим тронут, – добавил я, улыбаясь.

– Псих ненормальный!

Она вышла из машины, с треском захлопнула дверцу и зашагала по тротуару, не оглядываясь. Я долго следил глазами за ее стройной фигуркой в толпе. А когда она исчезла, почувствовал себя до ужаса одиноко. Так одиноко, будто мне только что разбили сердце.

Насвистывая “Summer in the City” из “Лавин Спунфул”, я вырулил с Омотэсандо на Аояма с мыслью прикупить в “Кинокуния” каких-нибудь овощей. Но, заезжая на стоянку, вдруг вспомнил, что завтра-послезавтра улетаю в Саппоро. Не нужно ничего готовить – а значит, и покупки не нужны. Я даже растерялся от свалившегося безделья. В ближайшее время мне было абсолютно нечем себя занять.

Без всякой цели я сделал большой круг по городу и вернулся домой. Жилище встретило меня такой пустотой, что захотелось выть. Черт бы меня побрал, подумал я. И, свалившись бревном на кровать, уставился в потолок. У этого чувства существует название, сказал я себе. И произнес его вслух:

– Потеря.

Не самое приятное слово, что говорить.

– Ку-ку! – позвала меня Мэй. И громкое эхо прокатилось по стенам пустой квартиры.




42.

(Сон о Кики)


Мне снилась Кики. То есть, скорее всего, это был сон. А если не сон, то какое-то состояние, очень на него похожее. Что такое “состояние, похожее на сон”? Не знаю. Но такое бывает. В дебрях нашего сознания обитает много такого, чему и названия-то не подобрать.

Для простоты я назову это сном. По смыслу это ближе всего к тому, что я пережил на самом деле.



* * *

Солнце уже садилось, когда мне приснилась Кики.

Во сне солнце тоже садилось.

Я звонил по телефону. За границу. Набирал номер, который та женщина – якобы Кики – оставила мне на подоконнике в доме на окраине Гонолулу. Щёлк, щёлк, щелк, – слышалось в трубке. Цифра за цифрой, я соединялся с кем-то. Или думал, что соединяюсь. Наконец щелчки прекратились, повисла пауза, и затем начались гудки.