Что, говорит, ты сейчас в пруд обронил – золотой “мазерати” или серебряный “БМВ”? Да нет, говорю, медную подержанную “субару”. И тут она...

– Оставь свои дурацкие шуточки! – оборвала меня Юки, даже не улыбнувшись. – Я тебя серьезно спрашиваю. Где ты это взял и зачем?

– С другом поменялся на время, – сказал я. – Пришел ко мне друг. Дай, говорит, на твоей “субару” покататься. Ну, я и дал. Зачем – это уже его дело.

– Друг?

– Ага. Ты не поверишь – но даже у меня есть один завалящий друг.

Юки уселась на переднее сиденье, огляделась. И насупилась пуще прежнего.

– Странная машина, – произнесла она так, словно ее тошнило. – Ужасно дурацкая.

– Вот и ее хозяин, в принципе, то же самое говорит, – сказал я. – Только другими словами.

Она ничего не ответила.

Я сел за руль и погнал машину к побережью Сёнан. Юки всю дорогу молчала. Я негромко включил кассету со “Стили Дэн” и сосредоточился на дороге. Погода выдалась лучше некуда. На мне была цветастая гавайка и темные очки. На Юки – легкие голубенькие джинсы и розовая трикотажная рубашка. С загаром смотрелось отлично. Будто мы с ней опять на Гавайях. Довольно долго перед нами ехал сельскохозяйственный грузовик со свиньями. Десятки пар красных свинячьих глаз пялились через прутья клетки на наш “мазерати”. Свиньи не понимали разницы разницы между “субару” и “мазерати”. Свинье неведомо само понятие дифференциации. И жирафу неведомо. И морскому угрю.

– Ну и как тебе Гавайи? – спросил я Юки.

Она пожала плечами.

– С матерью помирились?

Она пожала плечами.

– А ты отлично выглядишь. И загар тебе очень идет. Очаровательна, как кофе со сливками. Только крылышек за спиной не хватает, да чайной ложечки в кулаке. Фея Кафэ-О-Лэ... Будь ты еще и на вкус как “кафэ-о-лэ” – с тобой не смогли бы тягаться ни “мокка”, ни бразильский, ни колумбийский, ни “килиманджаро”. Мир перешел бы на сплошной “кафэ-о-лэ”. “Кафэ-о-лэ” околдовал бы все человечество. Вот какой у тебя обалденный загар.

Я просто из кожи вон лез, расточая ей комплименты. Никаких результатов – она только пожимала плечами. А может, результаты были, но отрицательные? Может, моя искренность уже принимала какие-то извращенные формы?

– У тебя месячные, или что?

Она пожала плечами.

Я тоже пожал плечами.

– Хочу домой, – заявила Юки. – Разворачивайся, поехали обратно.

– Мы с тобой на скоростном шоссе. Даже у Ники Лауды[84.Известный автогонщик “Формулы-1”]не получилось бы здесь развернуться.

– А ты съедь где-нибудь.

Я посмотрел на нее. Она и правда выглядела очень вялой. Глаза безжизненные, взгляд рассеянный. Лицо, не будь загорелым, наверняка побледнело бы.

– Может, остановимся где-нибудь, и ты отдохнешь? – предложил я.

– Не надо. Я не устала. Просто хочу обратно в Токио. И как можно скорее, – сказала Юки.

Я съехал с шоссе на повороте к Иокогаме, и мы вернулись в Токио. Юки захотела побыть немного на улице. Я поставил машину на стоянку недалеко от ее дома, и мы присели рядом на скамейке в саду храма Нoги.

– Извини меня, – сказала Юки на удивление искренне. – Мне было очень плохо. Просто ужасно. Но я не хотела об этом говорить, поэтому терпела до последнего.

– Зачем же специально терпеть? Ерунда, не напрягайся. У молодых девушек такое часто бывает. Я привык.

– Да я тебе не об этомговорю! – рассвирепела она. – Этовообще ни при чем! Причина совсем другая. Мне стало дурно из-за этой машины. От того, что я в ней ехала.

– Но что конкретно тебе не нравится в “мазерати”? – спросил я. – В принципе, совсем не плохая машина. Отличные характеристики, уютный салон. Конечно, сам бы я такую себе не купил – не по карману...

– “Мазерати”... – повторила Юки сама для себя. – Да нет, марка тут ни при чем. Совсем ни при чем. Дело именно в этоймашине. Внутри у нее – какая-то очень неприятная атмосфера. Как бы сказать... Вот – давит она на меня. Так, что плохо становится. Воздуха в груди не хватает, в животе что-то странное, чужое. Как будто я ватой изнутри набитая. Тебе в этой машине никогда так не казалось?

– Да нет, пожалуй... – пожал я плечами. – Я в ней все никак не освоюсь – есть такое дело. Но это, видимо, потому, что я к “субару” слишком привык. Когда резко пересаживаешься на другую машину, всегда поначалу трудновато. Так сказать, на сенсорном уровне. Но чтобы давило – такого нет... Но ты ведь не об этом, верно?

Она замотала головой.

– Совсем-совсем не об этом. Очень особенное чувство.

– То самое? Которое тебя иногда посещает? Это твоё... – Я хотел сказать “наитие”, но осекся. Нет, здесь явно что-то другое. Как бы назвать? Психоиндукцией? Как ни думай – словами не выразить. Только пошлость какая-то получается.

– Оно самое. Которое меня посещает, – тихо ответила Юки.

– И что же ты чувствуешь от этой машины? – спросил я.

Юки снова пожала плечами.

– Если бы я могла это описать... Но не могу. Четкой картинки в голове не всплывает. Какой-то непрозрачный сгусток воздуха. Тяжелый и отвратительный.