Такой была Любовь в ее понимании. И с моим пониманием, разумеется, ничего общего не имела. В моем понимании Любовь выглядела куда приземленней и проще: все мы одинокие существа из плоти и крови – и лишь по всяческим подземным кабелям, телефонным проводам и еще черт знает чему иногда замыкаемся друг на друга. Ужасно несовершенная система. То линия перегружена. То нужные цифры не вспоминаются. То какой-нибудь осел ошибся номером. Но так уж устроено, я не виноват. Пока мы состоим из плоти и крови – так будет всегда. По логике вещей. По законам Природы... Все это я объяснял ей. Много, много раз.

Только она все равно ушла.

Может, я слишком преуспел, воспевая людское несовершенство – и сам подтолкнул ее к этому?

Я разглядывал телефон и вспоминал о нашем с нею сексе. За последние три месяца перед тем, как уйти, она не дала мне ни разу. Зато прекрасно давала другому. О том, что мою жену трахает кто-то другой, я тогда не знал ни черта.

– Послушай... Тебе не хотелось бы переспать с кем-нибудь еще? – предложила она мне однажды. – Если что – не бойся, я не обижусь!

Шутит, подумал я тогда. Но она не шутила. “Да мне ни с кем, кроме тебя, не хочется”, – ответил я. То есть, мне действительно больше ни с кем не хотелось. “Но... я правда хочу, чтобы ты мне изменил! – настаивала она. – Тогда мы смогли бы исправить кое-что в наших отношениях...”

Я так и не переспал ни с кем ради нее. То есть, я вовсе не считаю себя “зажатым” по части секса, но спать с одной женщиной, чтобы исправить отношения с другой – извините покорно! Если я с кем-то трахаюсь, то лишь потому, что сам этого хочу.

Вскоре после этого она ушла. Интересно: а если бы я выполнил ее просьбу, пошел куда-то, переспал с кем-нибудь – неужели она бы осталась? Может, она надеялась, что это поможет настроить между нами ее любимое “человеческое общение”? Но тогда это слишком глупо. Я не хотелспать ни с кем другим. И на что она рассчитывала – не знаю. Сама она этого мне так и не объяснила. Даже после развода. Абстрактные метафоры – вот и все, что я слышал от нее. О важных для себя вещах она всегда рассуждала исключительно символическими понятиями.

Перевалило заполночь – но автомагистраль за окном не смолкала. Тишину комнаты то и дело вспарывал треск мотоциклов. Звуконепроницаемые стекла гасили уровень шума, но его плотностьвсе равно давила на нервы. Чем бы я ни отгораживался от него – он все равно оставался, этот уличный шум, все плотнее подступал ко мне. И все жестче определял мне место на этой Земле...

Я устал разглядывать телефон и закрыл глаза.

Я закрыл глаза – и в пустоту, распахнувшуюся во мне, хлынуло паралитическое бессилие. Очень быстро оно заполнило меня до краев. И только потом пришел сон.



* * *

Наутро, разделавшись с завтраком, я порылся в телефонном справочнике, откопал нужный номер и позвонил своему давнему знакомому – агенту по вербовке звезд для шоу-бизнеса. Мы пересекались с ним всякий раз, когда мне приходилось брать очередное интервью для еженедельника. На часах было десять утра, и он, конечно же, спал. Я извинился, что разбудил его, и сказал, что мне дозарезу нужен телефонный номер Готанды. Он немного поворчал, но, в конце концов, сообщил мне номер киностудии, заключившей с Готандой контракт. Так себе студия, средней руки. Я позвонил туда. Трубку снял какой-то дежурный менеджер, я сообщил ему название своего еженедельника и сказал, что хотел бы связаться с господином Готандой.

– Интервью? – осведомился менеджер.

– Не совсем, – ответил я.

– А что тогда? – не унимался он. Что ж, вполне понятная подозрительность.

– У меня к нему частный разговор, – пояснил я.

– Насколько частный? – настаивал он.

– Я его одноклассник, – сказал я. – И мне во что бы то ни стало нужно с ним поговорить.

– Ваше имя? – спросил он. Я сказал. Он записал.

– Очень важный разговор, – добавил я.

– Говорите, я передам, – пообещал менеджер.

– Я хотел бы поговорить напрямую, – не сдавался я.

– Не вы один, – парировал он. – Нам тут звонило уже с полтыщи его одноклассников...

– Но у меня действительно очень важное дело, – сказал я. – И кроме того, я думаю, что смогу компенсировать ваши усилия так, чтобы это было в ваших же служебных интересах.

Секунд пять он раздумывал над моими словами. Конечно, я блефовал. У меня не было никакой власти для подобных “компенсаций”. Все, что я мог на своей работе – это пойти, куда прикажут, и взять у кого положено интервью. Но мой собеседник об этом не догадывался. Догадайся он – считай, все пропало.

– А точно не интервью? – переспросил он. – Если все-таки интервью, то договаривайтесь через меня, иначе будут проблемы. Все должно быть официально…

– Нет. Сугубо личный разговор. На сто процентов, – еще раз подтвердил я.

Он попросил номер моего телефона. Я продиктовал.

– Значит, одноклассник... – повторил он, вздохнув. – Ладно. Сегодня вечером – ну, может, завтра – он вам позвонит. Если, конечно, сам захочет, вы же понимаете.