– Наверняка у них свободный номер найдется. Заказали бы виски в номер, поговорили. Все равно с этими мертвецами в голове уже не заснуть...

Я покачал головой.

– Мы еще непременно напьемся с тобой, но не сейчас. Все-таки я устал. Сейчас бы я с удовольствием поехал домой и завалился спать, не думая вообще ни о чем.

– Понятно... – вздохнул он. – Ну, спасибо, что довез. Похоже, я сегодня всю дорогу нес какую-то околесицу, да?

– Ты тоже устал, – сказал я. – Успеешь подумать о своих мертвецах. Они мертвы и никуда от тебя не денутся. Отдохни, приди немного в себя – тогда и думай. Понимаешь, о чем я? Она мертва. Абсолютно, безнадежно мертва. Ее труп уже вскрыли и заморозили. И никакие угрызения совести, никакие сантименты ее не вернут.

Готанда кивнул.

– Да, я понимаю, о чем ты...

– Спокойной ночи, – попрощался я.

– Считай, что я твой должник! – сказал он.

– Ну, зажги для меня газовую горелку – и мы в расчете.

Он рассмеялся и уже собрался вылезти из машины, как вдруг что-то вспомнил и посмотрел на меня.

– Странное дело... Я ни с кем в жизни не говорил так искренне, как с тобой. А ведь мы не виделись двадцать лет, и с тех пор встречаемся всего второй раз. Чудеса...

Сказав так, он вышел из машины. Поднял воротник плаща – и под мелким весенним дождиком скрылся в дверях отеля “Нью-Гранд”. Прямо кино “Касабланка”, подумал я. “Начало прекрасной дружбы”, черт меня побери…[48.Сакраментальная фраза из финальной сцены фильма американского режиссера Майкла Кёртиса “Касабланка” (1942): главный герой, которого играет Хамфри Богарт, подняв воротник плаща, идет в тумане по летному полю с капитаном полиции. Он всех обманул, но сделал так, что все остались довольны. На прощание он говорит полицейскому, который так и не смог его поймать: “Louis, I think this is the beginning of a beautiful friendship” (Луи, мне кажется, это начало прекрасной дружбы)]

Но вся штука в том, что я испытывал к нему похожее чувство. И понимал, что он имеет в виду. Кроме него, я бы тоже сейчас никого не назвал своим другом. И тоже думал, что это странно. А в том, что это напоминает мне “Касабланку”, он, конечно, не виноват.



* * *

Я поставил кассету “Слай энд зэ Фэмили Стоун” и, похлопывая по баранке в такт музыке, поехал обратно в Токио. Старая добрая “Everyday People”...



Я никакой, и ты никакой,

В этом мы так похожи с тобой

Каждый сверчок знает свой шесток,

Каждый гвоздь знает свой молоток

У-у-у, ша-ша! -

Повседневный народ...



Дождь все накрапывал, тихо и монотонно. Мягкий, ласковый дождик, после которого на деревьях распускаются почки, а из семян пробиваются ростки. “Абсолютно, безнадежно мертва”, – сказал я вслух. Надо было остаться в отеле да напиться с Готандой как следует. Все-таки нас связывают целых четыре вещи. Опыты по естествознанию. Оба разведены. Оба спали с Кики. И оба – с Мэй. А теперь Мэй мертва. Абсолютно, безнадежно... Стоило бы выпить за упокой ее души. Я вполне мог остаться с Готандой, и мы бы неплохо посидели. Свободного времени – хоть отбавляй, на завтра я ничего не планировал. Так почему же я не остался? Наверно, потому, что это напомнило сцену из фильма, вдруг понял я. Даже как-то жаль мужика. Слишком уж обаятельный. Хотя сам, наверное, в этом не виноват... Наверное.

Дома я налил себе виски, встал у окна и сквозь жалюзи долго разглядывал огоньки машин на хайвэе. Часам к четырем почувствовал, что клюю носом, залез в постель и уснул.




27.


Пролетела неделя. Неделя, за которую весна утвердилась в своих правах и не отступала уже ни на шаг. Совсем не то, что в марте. Сакура отцвела, и апрельские ливни разметали ее нежно-розовые лепестки по всему городу. Столица наконец-то выбрала себе мэра, а в школах начался учебный год[49.Учебный год в Японии начинается в апреле]. Открылся Токийский Диснейленд. Зачехлил ракетку Бьёрн Борг. В хит-парадах лидировал Майкл Джексон. Мертвые оставались мертвы.

Вздорная, бессвязная неделя, за которую лично у меня ничего значительного не произошло. Вереница дней, которая в итоге не привела ни к чему. За эту неделю я дважды искупался в бассейне. Сходил в парикмахерскую. Иногда покупал газеты. Ничего хоть как-то связанного с Мэй в газетах не попадалось. Похоже, полиция так и не установила ее личность. Каждый раз, купив газету на станции Сибуя, я заходил в “Данкин Донатс”, просматривал весь номер от корки до корки и выкидывал газету в урну. Глаз ни на чем не останавливался.

Дважды – во вторник и в четверг – я встречался с Юки, мы болтали и вместе обедали. Да еще в понедельник выехали за город, всю дорогу слушали рок-н-ролл. Мне нравилось с ней встречаться. Мы и правда совпадали характерами. К тому же, у обоих была куча свободного времени. Ее мать еще не вернулась в Японию. Не считая встреч со мной, все эти дни Юки безвылазно сидела дома. “Когда я гуляю одна, вечно появляются какие-то воспитатели и указывают, что мне делать”, – пожаловалась она.

– А может, тебя в Диснейленд свозить? – предложил я.