Съемки с утра пораньше. А перед этим поспать бы хоть немного. Там мне уже и отель заказали...

– Ну, давай, отвезу тебя в Иокогаму, – предложил я. – По дороге и поговорим. Заодно время сэкономим.

– Ты меня просто спасаешь! – обрадовался Готанда.

Забравшись ко мне в “субару”, он с удивлением огляделся.

– А у тебя уютно! – заметил он.

– Мы с машиной душами совпадаем, – пояснил я.

– С ума сойти, – только и сказал он.

Как ни удивительно, он действительно был в плаще. И этот плащ действительно смотрелся на нем очень круто. Темных очков, правда, не было. Вместо темных он нацепил обычные, с прозрачными стеклами. Но они тоже выглядели до ужаса элегантно. Элегантно и интеллигентно...

Я погнал машину по ночной дороге к трассе Токио-Иокогама.

Он взял у меня с приборной панели кассету “Бич Бойз” и долго вертел в руках, разглядывая обложку.

– Какая ностальгия! – сказал он. – Когда-то я их часто слушал. В школе еще, в старших классах. У этих “Бич Бойз” был, как бы сказать... очень особенный звук. Такой мягкий, уютный. Будто солнце яркое, морем пахнет, девчонки красивые бок о бок с тобой загорают... Слушал их – и казалось, что такой мир есть где-то на самом деле. Мифический мир, где все вечно молоды, и всё вокруг как бы светится изнутри... Такое бесконечное adolescence[46.Отрочество (англ.)]. Как в сказке.

– Да, – сказал я и кивнул. – Именно так, ты прав.

Он все держал кассету на ладони, словно пытаясь определить ее вес.

– Но, конечно, все это не могло продолжаться до бесконечности. Ничто не вечно...

– Ну, разумеется, – согласился я.

– И где-то после “Good Vibrations” я их уже почти не слушал. Просто расхотелось – и все. Потянуло к чему-то потяжелее. “Крим”, “Зэ Ху”, “Лед Зеппелин”, Джимми Хендрикс... Пришло время “харда”. Какие уж там “Бич Бойз”! Но помню их до сих пор. Какую-нибудь “Surfer Girl”, например... Конечно, то была сказка. Но сказка, согласись, совсем неплохая!

– Неплохая, – согласился я. – Только после “Good Vibrations” у “Бич Бойз” тоже было много хорошего. Такого, что стоит послушать. “20/20”, к примеру. Или “Wild Honey”, или “Holland”, или “Surf’s Up” – очень неплохие альбомы[47.Именно в этот период группа “Бич Бойз” записала альбом “Dance, Dance, Dance” (1980), начинавшийся песней с тем же названием]. Мне нравятся. Понятно, что не такие... блистательные, как сначала. Отличные вещи с ерундой вперемешку. Но сила воли у ребят еще оставалась, это точно. Хотя у Брайана Уилсона, конечно, крыша съезжала понемногу, и для группы он уже почти ни черта не делал. Но у всех остальных было дикое желание объединиться и выжить, несмотря ни на что, – это чувствовалось хорошо. Вот только времена сменились, они опоздали. Тут ты прав... Но все равно неплохо.

– Ну, теперь послушаю, – сказал Готанда.

– Да тебе не понравится! – улыбнулся я.

Он вставил кассету в магнитофон, нажал кнопку. Заиграла “Fun, Fun, Fun”. С полминуты Готанда тихонько насвистывал мелодию.

– С ума сойти, – сказал он наконец. – Ты только представь. С тех пор, как эта музыка была популярной, прошло двадцать лет!

– А слушается, как вчера... – кивнул я.

Несколько секунд он озадаченно смотрел на меня. Потом широко улыбнулся:

– Мудреные у тебя шутки – не сразу и поймешь, – сказал он.

– А никто и не понимает, – кивнул я. – Большинство народу мои шутки зачем-то принимает всерьез. Ужасный мир! И не пошутить в свое удовольствие...

– Ну, твои-то шутки всяко лучше, чем шутки этого мира. В этоммире самая качественная шутка – подложить соседу в тарелку собачье дерьмо из пластмассы. Вот тогда все животы надорвут...

– А еще качественнее – настоящее класть. Чтобы все сразу со смеху передохли.

– И не говори...

Какое-то время мы молча слушали “Бич Бойз”. Старые невинные песенки – “California Girls”, “409”, “Catch a Wave” и прочее в том же духе. Пошел мелкий дождик. Я то и дело включал дворники, потом выключал, а чуть погодя включал снова. Такой вот был дождик – легкая весенняя морось.

– Что ты помнишь из школьных лет? – спросил Готанда.

– Непреходящее чувство бессилия и собственной убогости, – ответил я.

– А еще?

Я задумался на пару секунд.

– Как ты зажигаешь газовую горелку на уроке естествознания.

– Чего это ты опять? – удивился он.

– Да понимаешь... Уж очень элегантно это у тебя выходило. Ты даже горелку зажигал так, словно совершал некий подвиг, который войдет в анналы Истории.

– Ну, это ты загнул! – рассмеялся он. – Хотя я понимаю, на что ты намекаешь. Дескать, я... показушный был чересчур, да? Знаю, мне об этом не раз говорили. Когда-то я даже обижался на такие слова. Сам-то я ничего напоказ не делал! Просто так получалось. Само по себе. Помню, с детства все только на меня и глазели. Я притягивал к себе внимание, точно магнитом каким-то. И все, конечно, откладывалось у меня в голове. Что бы ни делал – все выглядело чуть-чуть театрально. Эта чертова театральность прилипла ко мне на всю жизнь. Все время как на сцене.