Известно, что Розанов был хорошо знаком с философией иудаизма, написал даже предисловие к русскому переводу «Песни песней», где очень интересно исследовал некоторые особенности еврейской культуры. Зачем же ему понадобилось говорить о еврейском вопросе на уровне «Бей жидов, спасай Россию!»? Из за слепой ненависти? Но Розанов писал и следующее:
«Тогда как мы „и не восточный, и не западный народ“, а просто ерунда, – ерунда с художеством, – евреи являются на самом деле не только первенствующим народом Азии, давшим уже не – „кое что“, а весь свет Азии, весь смысл ее, но они гигантскими усилиями, неутомимой деятельностью, становятся мало помалу и первым народом Европы.» («Апокалипсис нашего времени»)
Видимо отношение Розанова к евреям было достаточно сложным и вовсе не помещалось в рамки примитивного антисемитизма. Но тогда Розанова можно обвинить не в примитивности как таковой, а в примитивничаньи, в примитивизме. Он сознательно огрубляет свою мысль, пытается выразить ее в грубой и элементарной форме. Для чего?
Розанов парадоксален. Еще Голлербах писал об «антиномичности» розановского мышления. Он мыслит парадоксами. Например, Василий Васильевич пишет: «Коперник – дурак». Это опровержение некоей абсолютной истины. Читатель возмущен, но в то же время и заинтригован. По крайней мере цель Розанова достигнута, так как в читателе уже нет равнодушия, в нем что то сместилось, возникло некое напряжение. Далее Розанов поясняет свою мысль:
«Заботится ли солнце о земле? Ни из чего не видно: оно ее „притягивает прямо пропорционально массе и обратно пропорционально квадратам расстояний“. Таким образом, первый ответ о солнце и о земле Коперника был глуп. Просто – глуп. Он „сосчитал“. Но „счет“ в применении к нравственному явлению я нахожу просто глупым.»
Здесь Розанов говорит о трагедии крушения средневекового мировоззрения. Ведь в средневековье мироздание воспринималось как гармоничный и одухотворенный космос, связанный с человеком, с его душой, теснейшими и неразрывными узами (отсюда и астрология). И вот успехи механики разрушили, разбили этот прекрасный и естественный мир. В этом отношении деятельность Коперника или Галилея носила явно деструктивный и в определенной степени антигуманный характер: человек оказывался никому не нужной песчинкой в бездушном механизме природы. Далее Розанов писал:
«С этого глупого ответа Коперника на нравственный вопрос о планете и солнце началась пошлость планет и опустошение небес.»
Таким образом, наука вполне естественно приводила к атеизму. Однако спираль розановских рассуждений раскручивается еще дальше:
«…что Коперник на вопрос о солнце и земле, начал говорить, что они действуют „по кубам расстояний“, – то это совершенно христианский ответ. Это именно „обстоятельства образа действия“. А „для чего они действуют“ – это и неведомо, и неинтересно. Таинственным образом христианство начало обходиться „пустяками“. На вопрос о земле и луне оно ответило „кубами расстояний“, а на вопрос о гусенице, куколке и мотыльке оно ответило еще хуже: что так „бывает“. „Наука христианская“ стала сводиться к чепухе, к позитивному и бессмыслице. „Видел, слышал, но не понимаю“.»
Сама европейская наука, по Розанову, есть закономерное порождение христианской религии. Христианство, как и наука, оторвано от жизни, это «духовное скопчество» и в этом ядовитое семя западного нигилизма. Христос отказался от царствия земного. Из этого «нет» Христа и вырос нигилизм: «ничего не надо». Параллельно у Розанова апология ветхозаветной морали как гармоничной и естественной человеку. Дается противопоставление Ветхого и Нового завета:
«Загадочно, что в Евангелии ни разу не названо ни одного запаха, ничего – пахучего, ароматного; как бы подчеркнуто расхождение с цветком Библии – „Песнь песней“.»
И т. д. Розановская мысль раскручивается все дальше и дальше, приобретая поистине глобальные масштабы. А все начиналось, как помнится, с довольно пошлой и примитивной фразы, с «анекдотца».
Что касается реплики о «жидах», то здесь спираль розановской диалектики дана в компактном и свернутом виде. Примитивная форма изложения есть не только элементарная стилизация, но и сознательная пародия – язык, высунутый в сторону «патриархов русского либерализма». Ведь Розанов же этот, как его… «мр ракобес». А поскольку он мракобес, постольку и мысли у него должны быть соответствующие. Причем весь комизм заключается в том, что в грубейшей, в гротескной форме Розанов высказывает очень тонкую мысль, выявляющую, быть может, суть еврейской истории и еврейского национального характера.
Евреи, в сущности, очень смешной народ. Их бытие – пародийно, жизнь их – непрекращающийся фарс. И тем не менее…
«Еврей, утешься: давно прошли легионы Рима; от Рима, „того самого“, осталось еще меньше, нежели осталось от Иерусалима; он еще гораздо глубже погребен. А вы все еще спрашиваете у ленивого хохла: „А все таки, почём же пшено?“» («Апокалипсис нашего времени»)
И возникает вопрос: что же за сила таится в этом маленьком народишке, который на полторы тысячи лет пережил своих поработителей? Розанов отвечает на это так: суть в женственной природе еврея.