848

Примечание к №835
Объектом философии являются проблемы принципиально неразрешимые. Именно поэтому ими занимается не наука, а философия.
Философ занимается рассмотрением вечных вопросов… Впрочем, это ещё надо посмотреть, кто кем занимается. Может быть, человек занимается философией, которая сама по себе не существует. А вот «вечные вопросы» существуют, и они разрешаются человеком. За счёт человека.
Если бесконечное есть объект исследования, вообще ОБЪЕКТ, то субъект – а он, конечно, конечный, конченный – неизбежно тоже превращается в ОБЪЕКТ. Часть может познать целое лишь в той степени, в какой она является его частью, или познать через свою динамическую бесконечность, данную в рефлексии оживлении. Сам динамизм означает уже вовлечённость во время, в процесс. Связь становится взаимозависимой. Изучающий вечность изучается вечностью. Соприкасающийся с вечностью попадает в неё.
Человек, изучая нечто, включается в процесс ничтожества, чего то конечного, унижающего его, превращающего в познавательную функцию. Это наука. Человек, изучая ничто (всё), становится чем то. Это философия.


849

Примечание к №844
Что то интуитивно злорадное в чеховских произведениях.
Вообще самое злорадное произведение в русской литературе – «Мастер и Маргарита». Одна смерть Берлиоза чего стоит! Или допрос Иешуа. Пилат говорит:
«Преступник называет меня „добрый человек“. Выведите его отсюда на минуту, объясните ему, как надо разговаривать со мной. Но не калечить».
«Объяснить, но не калечить». Тут вся эпоха России 20 30 х, особая русская злорадная ужимка в авторской фантазии, и – не буду тут объяснять, это и невозможно – тут русское отношение к Христу, русская любовь к этому образу. Совершенно особое отношение к личности Христа.
Булгаков, может быть, вершина русской литературы. На нём оборвалась литература внутри России. И на чём? На Главном Допросе: Пилат и Христос. Пилат Булгакова это русский больной ум, разочарованный в мире и фатально связанный с темой Христа. Всё равно. Всегда.


850

Примечание к №844
Умные рассуждения оказались расслабленным дегенеративным лепетом, а фарс – сбылся.
Соловьёв в «Теоретической философии» следующим образом иллюстрировал «от противного» ход своей мысли:
«Но, следуя методическому сомнению, я должен ведь допустить нечто большее, – не только то, что я родился не в Москве и т.д., а ещё и то, что самой Москвы вовсе нет в действительности, что этот город со всеми улицами и церквями в ней, а равно и всё сословие священников и даже самый чин крещения – всё это существует только в моём сновидении, которое может сейчас же исчезнуть без следа: при такой мысли моё самосознание, конечно, должно сильно шататься, и необходимо является вопрос: да я то сам – кто такой?»
А я кто? Где я? Как то мне сон приснился, что мне снится сон, будто бы на Красной площади мавзолей стоит с мумией. Это показалось настолько ирреально…


851

Примечание к с.48 «Бесконечного тупика»
При благоприятных условиях распад культуры, повсеместный в современном мире, пошёл бы в России гораздо большими темпами и зашёл бы куда дальше.
Андрей Белый это, за исключением Пушкина, пожалуй, единственный русский писатель, отозвавшийся на великую тему нашей истории – на романтику русской государственности. Его «Петербург» – произведение не только сатирическое, но и эпическое. И, может быть, главный его персонаж это пушкинский Петербург, пушкинская Россия, «Русь уходящая».
Белый уже в самом начале романа, в прологе, звонко и радостно продемонстрировал тотальный идиотизм русской государственной мысли, под который, на котором и был построен Петербург и вся громадная монархия (и уже это обстоятельство привносит сюда ностальгическую и добродушно всепрощающую нотку):
"Распространимся более о Петербурге: есть – Петербург, или Санкт Петер бург, или Питер (что – то же). На основании тех же суждений Невский Проспект есть петербургский Проспект.
Невский Проспект обладает разительным свойством: он состоит из пространства для циркуляции публики; нумерованные дома ограничивают его; нумерация идёт в порядке домов, – и поиски нужного дома весьма облегчаются. Невский Проспект, как и всякий проспект, есть публичный Проспект; то есть: проспект для циркуляции публики (не воздуха, например); образующие его боковые границы дома суть – гм… да… для публики. Невский Проспект по вечерам освещается электричеством. Днем же Невский Проспект не требует освещения.
Невский Проспект прямолинеен (говоря между нами), потому что он – европейский проспект; всякий же европейский проспект есть не просто проспект, а (как я уже сказал) проспект европейский, потому что… да…
Потому то Невский Проспект – прямолинейный проспект".
И тому подобный чопорный бред. Если немец ходит лохматый и небритый, с оторванными пуговицами и при этом беспричинно улыбается – ему надо обратиться к психиатру.