И даже в начале ХХ века, когда «ума большого не надобно было», когда почва уже тряслась так, что падали с ног, все отделывались стилизацией. Мережковский, ясно же, не верил своим пророчествам. И когда летел потом в бездну, еще думал: «Господи, неужели я оказался прав».
Ленин – фигура мифологическая. В нём вся мифология нашего времени воплотилась с угловатой наглостью классического конструктивизма. Кто бы мог предположить, что из Володеньки Ульянова, Мурки Ульянова, кудрявого отличника и любимчика директора, сделают мумию и захоронят оную в пирамидальной гробнице на Красной площади? А как же «реализм», как же «правдивость русской литературы»?! А вот ТАК получилось. А литература наша именно из за своей «реалистичности» оказалась муторным бредом… Непрошибаемая мифологичность русской литературы в её донельзя утрированном антимифологизме. «Ничего нет, а есть то, что есть». Чернышевский был потрясен «мудростью» Фейербаха: «Человек есть то, что ест». Но афоризм этот принадлежит Парацельсу и первоначально означал совсем иное, ибо под едой подразумевалась пища духовная, книги и мысли. А у нас книги и мысли хотели сделать максимально материальными, чтобы их можно было жрать, да так, чтобы за ушами трещало.


654

Примечание к №653
И я могу даже точно установить, когда торфоразработки запали в голову Ленина.
Впрочем, вот диалог между Войницким и Астровым в «Дяде Ване»:
Войницкий (смеясь) (в ответ на экологические прожекты Астрова – О.): Браво, браво!.. Все это мило, но не убедительно, так что позволь мне, мой друг, продолжать топить печи дровами и строить сараи из дерева.
Астров: Ты можешь топить печи торфом, а сараи строить из камня. Ну, я допускаю, руби леса из нужды, но зачем истреблять их? … у ленивого человека не хватает смысла нагнуться и поднять с земли топливо".


655

Примечание к №471
Ленин вентилировал и вопрос уже непосредственно о постройке вечного двигателя.
Судьба Ленина поразительно соответствует юношескому бреду Чернышевского. Кажется, будто из его ожившего сна Ленин получился. 20 летний Николай Гаврилович писал в дневнике:
«Мысли: машина; переворот… через несколько лет я журналист и предводитель или одно из главных лиц крайней левой стороны, нечто вроде Луи Блана… надежды вообще: уничтожение пролетариатства и вообще всякой материальной нужды – все будут жить во всяком случае как теперь живут люди, получающие в год 15 20 тысяч рублей дохода, и это будет осуществлено через мои машины (машины „для произведения вечного движения“ – О.)».


656

Примечание к №651
Желябов, скрестив руки, разразился сатанинским смехом … Зал замер
А кто сидел в зале? (662) Прежде всего высший свет: министры, принцы крови, придворные дамы в изысканных туалетах. Билеты на подобные представления продавались загодя, по астрономическим ценам. Судебное заседание превращалось в спектакль, и в спектакль нехороший, где зрительный зал становился частью сцены, где разворачивалось даже не столько страшное, сколько совершенно абсурдное действие. Говоря современным языком, «хэппенинг» (мне больше нравится русский эквивалент: «происшествие», «случай», «история») – запрограммированная в основных чертах бесфабульная импровизация, носящая театрализованный характер и вовлекающая в своё действо окружающих зрителей. В основе хэппенинга лежат ситуации, копирующие повседневный быт или, наоборот, ситуации ничего общего с реальностью не имеющие. В результате реальность превращается в фантастику, а фантастика переживается как реальность.
Классическим хэппенингом является оправдание Веры Засулич. Убийца террористка, по приказу своего руководства тяжело ранившая крупнейшего государственного чиновника (Трепов, кстати, был побочным сыном одного из Романовых, и все это знали), оправдана судом присяжных, не нашедших в её действиях состава преступления. Невиновна! «За чем то таким» и шли на процесс. Публика «ждала». И когда был произнесён оправдательный приговор, в зале началось невообразимое. Овации, крики «браво!», многие из публики (в том числе и дамы в длинных платьях) полезли через перила на скамью подсудимых, жали руку Засулич и адвокату, стали их носить на руках.
Или вот что сообщает Лесков по поводу процесса над нечаевцами:
"1) Флоринский получил приглашение быть народным учителем сразу в пять школ.
2) Орлов на поезде в Петергоф и в самом Петергофе удостоился восторженных оваций.
3) Для Дементьевой идет подписка на приданое".
А как встречали в России поезда с пленными турками во время последней русско турецкой войны? На перронах стояли дамы, кидали букеты с цветами, угощали шоколадными конфетами. Турецкий офицер харкнул одной из дам в морду, но пленных всё равно угощали и поздравляли. (Достоевский по этому поводу негодовал, а Толстой потирал руки: «Так и надо, так и надо. Мы добрые».) В значительной степени это инспирация, вредительство. Но не только. Точнее, вредительство глобальное, так что никто уж конкретно и не виноват.