И этого оказывается достаточно. Философия стала явлением гораздо более нормальным, более адаптированным к реальной жизни. Ведь эта адаптация длится 2,5 тысячелетия. И всё же не следует забывать о довольно скабрёзной истории зарождения самосознания.


886

Примечание к №874
Ещё лет 25 50 литература продержится на ностальгии, по инерции. И всё – провал лет на 100
А дальше? Дальше вообще «вот сейчас литература» станет абсолютно тем же, что и литература в других странах, тем же, чем были и в России другие виды искусства – живопись, музыка, театр. Но «классическая русская литература» ХIХ ХХ веков будет осмыслена как РЕЛИГИЯ (900). И возможно, религия живая. Хотя бы как секта.


887

Примечание к №822
«жизнь этих новых людей должна быть гораздо тяжелее, болезненнее жизни хороших, добросовестных монахов» (К.Леонтьев)
Однажды отец с кем то говорил в комнате, а я – маленький – тут же «мешался». Стал открывать ящики стола и нашёл комсомольский значок. Отец увидел, взял его у меня и стал в руках вертеть. А потом говорит товарищу:
– Это мне друг подарил, Валька Котов. Он умер от рака, ему ещё 30 ти не было. Я пришёл с ребятами с работы к нему в больницу, а он лежит и плачет: «Ребята, за что меня то, я ж не пил никогда, не курил; и с девушкой даже не целовался ещё». Все испугались и ушли, а я остался успокаивать. Говорю: «Ну, ты же секретарь комсомольской организации, вспомни о молодогвардейцах, Корчагине». И ему лучше стало – он так слушал. С ним же никто не говорил по сути, только улыбались. Я к нему потом ещё приходил. И он мне, чудак, мальчишка, вот свой значок комсомольский подарил. Одного я в жизни святого такого видел.
Значок потом куда то затерялся, но я его хорошо помню. Он был необычного, тёмно тёмновишнёвого цвета, на фоне которого золотился профиль Ленина. Я его потом очень боялся.


888

Примечание к с.49 «Бесконечного тупика»
Мне ничего не хочется, и я отчётливо сознаю, что никому не нужен.
Я долго думал: в чём странность Чаадаева? Впечатление от его работ странное. Чувствуется, что где то здесь сумасшедшинка, а в чём конкретно – не поймёшь. И лишь позднее, «задним умом» я, кажется, догадался. Чаадаев что писал? Русские – ненужная нация. Лишённая каких либо оригинальных черт. Вообще «прореха на человечестве». Но ведь это единственный случай в мировой истории, чтобы нация стала самоосознавать себя таким вот образом. Некоторая цивилизация вдруг заявляет, что она не нужна. В мире, где какая нибудь Сербия или Турция пищит и хорохорится, старается оттолкнуть локтем соседа… Да уже за одну эту мысль чаадаевскую Россию нужно поместить в оранжерею и по утрам беличьей кисточкой смахивать пылинки с каждой колючки сего кактуса. Вот почему Чаадаев не только западник, но и славянофил. По оригинальности самой идеи (904). Чаадаев велик не как мыслитель (слаб, адиалогичен), а как стихийное явление природы русской.


889

Примечание к №600
Ленин человек без биографии.
Есть у Даниила Хармса рассказик очень хорошо попадающий в перекрестье ленинской рыжеволосой плешивости и пресловутых «Философских тетрадей»:
«Голубая тетрадь №10
Был один рыжий человек, у которого не было глаз и ушей. У него не было и волос, так что рыжим его назвали условно. Говорить он не мог, так как у него не было рта. Носа тоже у него не было. У него не было даже рук и ног. И живота у него не было, и спины у него не было, и хребта у него не было, и никаких внутренностей у него не было. Ничего у него не было! Так что не понятно, о ком идёт речь. Уж лучше мы о нём не будем больше говорить».


890

Примечание к с.50 «Бесконечного тупика»
Я немею, говоря о себе, и говорю только о себе, говоря о другом.
Язык дан человеку, чтобы скрывать свои мысли. А мысли даны человеку, чтобы скрывать свои чувства. От кого? От самого себя. А что такое он сам? Язык, истекающий в мысли, и мысли, изливающиеся в чувства.


891

Примечание к №855
Впрочем, уже риторика.
Мне хотелось сказать что то удивительно интересное, важное. И я чувствовал где то там, в глубине, что это возможно, что я смог бы. Но когда я начал говорить, то ничего не получилось. Всё стало переходить на меня, навиваться на меня. Я распускал по ветру паутинки своих мыслей, а они не хотели улетать от меня, и всё прилипали ко мне, и я совсем в них запутался, в самом себе запутался. Я очутился в глухом и жёстком коконе, коконе своего одиночества. Символ всей моей жизни. Я ничего не могу сказать. Розанов вот сказал:
«В жизни чем больше я приближался к людям – становился всё более неудобнее им, жизнь их становилась от моего приближения неудобнее. И от меня очень многие и притом чрезмерно страдали: без всякой моей воли…»
Я навил на себя паутину розановщины. «Дошутился». Всё изогнулось ко мне. Я – Бог. На свободе я хотел уйти от свободы. И вот как всё запуталось. Я смеюсь и плачу. Но что делать. Я не ограничивал себя, не притворялся. И вот что получилось. Чистая форма национального мышления.