– О.)) … Ну что ж, ничего, ничего. Здесь нет ничего такого. Дело христианское, необходимое даже для отечества».


96

Примечание к №94
хотели из России сделать процветающую Францию с отличным пищеварением и давно выжранным червями мозгом
Позорное «дело Дрейфуса» показало, что Франция постепенно перестаёт быть самостоятельной страной (99), превращается в лишенный мозга социальный труп, подобно марионетке дёргаемый за нити неведомым сверхгосударством.
Что сказал Розанов о евреях самое глубокое, самое верное и самое злое? Наверно это:
«В „еврее“ пришла новая „категория“ человека – а именно пришёл „отец диакон“, который есть новая и неслыханная „категория“ среди греков и римлян, между Ликургом и Катоном. В еврее никакой „крупицы“ нет нашего, нет французского, нет немецкого, нет английского. Ничего европейского нет и не будет. Сказано – масло. Сказано – олива. Сказано – лампадка. И длинные волосы и бархатный голос. С евреями ведя дела, чувствуешь, что всё „идёт по маслу“, всё стало „на масле“ и идёт „ходко“ и „легко“, в высшей степени „приятно“. Это и есть „о семени твоём благословятся все народы“ и „всем будет хорошо с тобою“ (около тебя). Едва вы начали „тереться около еврея“, как замечаете, что у вас всё „выходит“. И вы „маслитесь“ около него, и он „маслится“ около вас. И всё было бы хорошо, если бы вы не замечали (если успели вовремя), что всё „по маслу“ течёт к нему, дела, имущество, семейные связи, симпатии. И когда наконец, вы хотите остаться „в себе“ и „один“, остаться „без масла“ – вы видите, что всё уже вобрало в себя масло, всё унесло из вас и от вас, и вы в сущности высохшее, обеспложенное, ничего не имущее вещество. Вы чувствуете себя бесталантным, обездушенным, одиноким и брошенным. С ужасом вы восстанавливаете связь с „маслом“ и „евреем“ – и он охотно даёт вам её: досасывая остальное из вас – пока вы станете трупом. Этот кругооборот отношений всемирен и повторяется везде – в деревеньке, в единичной личной дружбе, в судьбе народов и стран. Еврей САМ не только бесталанен, но – ужасающе бесталанен: но взамен всех талантов имеет один большой хобот (110), маслянистый, приятный; сосать душу и дар из каждого своего соседа, из страны, города. Пустой – он пересасывает из себя полноту всего. Без воображения, без мифов, без политической истории, без всякого чувства природы, без космогонии в себе, в сущности – БЕЗЪЯИЧНЫЙ, он присасывается «пустым мешком себя» к вашему бытию, восторгается им, ласкается к нему, искренне и чистосердечно восхищён «удивительными сокровищами в вас», которых сам действительно не имеет: и начиная всему этому «имитировать», всё это «подделывать», всему этому «подражать» – всё воплощает «пустым мешком в себе», своею космогоническою БЕЗЪЯИЧНОСТЬЮ, и медленно и постоянно заменяет ваше добро пустыми пузырями, вашу поэзию – поддельной поэзией, вашу философию – философической риторикой (120) и подлостью. Сон фараона о 7 тучных коровах, пожранных 7 тощими коровами, который пророческим образом приснился египетскому царю в миг, как пожаловал в его страну Иосиф «с 11 ю братцами и папашей» – конечно был использован Иосифом фальшиво. Это не «7 урожайных годов» и «7 голодных годов», это судьба Египта «в сожительстве» с евреями, судьба благодатной и полновесной египетской культуры возле тощего еврея, с дяденьками и тётеньками, с большими удами, без мифологии и без истории, без искусства и философии. «Зажгут они лампадочки» и «начнут сосать». Плодиться и сосать, молиться и сосать. Тощий подведённый живот начнёт отвисать, наливаться египетским соком, египетским талантом, египетским «всем». Уд всегда был велик, от Харрана, от Халдеи, от стран ещё Содомских и Гоморовских. Понимания – никакого. Сочувствия – ничему. Один копеечный вкус к золотым вещицам египтян. И так везде. И так навсегда».
Боже мой, какая глубина, какая масляная ласковость, какое издевательство.
Множество моих друзей и знакомых – евреи. Тут дело не в жёлтом дворянстве, новой элите России, не только в этом. Один из них как то спросил меня: «Одиноков, ведь ты антисемит? антисемит? Почему же мы дружим?» И мне стало так грустно, даже в глазах защипало. Как же тут объяснить? Ведь этому человеку «надо бы имени моего ужаснуться», бежать от меня куда глаза глядят. Ибо не только он абсолютно понятен, прочитываем в своем мегацыганстве – наивном, восточном, совершенно не осознаваемом, – это то ладно, но дело в том, что он вне зависимости от своей воли и желания уже включён моим разумом в страшную игру (123) и стоит какой то мельчайшей пешкой на громадном шарообразном поле. Он уже задуман мною. Помещён в двойную заглушку. И я сам гибну.
Вообще, современные евреи видели русских В ИХ РАЗВИТИИ, настоящих, разве что издалека, знают понаслышке. Они всё каких то маленьких, трёхсантиметровых кальмариков осьминожиков видели (129) и думают, что они такие и есть. А они не такие. Они ведь в благоприятных условиях, знаете ли, и растут. А ещё Цицерон говорил, что «природа сказывается не в зачатке, а в совершенстве».
Евреи погибнут из за мнимости, которой они по привычке так опрометчиво «насосались».