Скачать 76.22 Кбайт
Падение
Когда приедешь сюда из других мест, то, по мере
того как проходишь по этим кругам, жизнь, а значит, и ее
преступления становятся более осязаемыми, более мрачными. Мы
здесь в последнем кругу. В кругу тех... Ах, вы это знаете? Вот
черт, все труднее становится определить, кто вы такой! Но,
значит, вы понимаете, почему я говорю: средоточие мира находится
именно здесь, хотя Голландия и расположена на краю материка.
Человек с тонкой организацией понимает эту странность. Во всяком
случае, для глотателей газет и блудников - это последняя граница
континента. Они съезжаются со всех концов Европы и
останавливаются вокруг внутреннего моря, на бесцветном песчаном
берегу. Они слушают сирены и тщетно ищут в тумане силуэт
корабля, а потом переходят по мостам через каналы и под дождем
возвращаются к себе. Закоченев, они заходят в "Мехико-Сити" и на
всех языках требуют джина. Я жду их там.
Итак, до завтра, дорогой мой соотечественник. Нет-нет, вы
теперь легко найдете дорогу. Я расстанусь с вами у моста - я,
знаете ли, никогда не хожу ночью по мосту. Дал такой зарок. Ну,
предположите, что кто-нибудь на ваших глазах бросится в воду.
Одно из двух: или вы кинетесь спасать несчастного, а в
холодное время года это грозит вам гибелью, или предоставите
утопающего самому себе, и от его негромких всплесков, попыток
выплыть вас будет мучить порой странная ломота. Ну, покойной
ночи. Как, вы не знаете, кто эти дамы в витринах? Сама мечта,
сударь, мечта! Путешествие в Индию по сходной цене. Эти
красавицы насквозь пропахли экзотическими пряностями. Вы
входите, они задергивают занавески, и плавание начинается. Боги
нисходят на обнаженные тела, по океану дрейфуют острова,
безумные, увенчанные взлохмаченными на ветру космами высоких
пальм. Попробуйте.
Что такое судья на покаянии? О, я вижу, вы заинтригованы. Я
сказал это без всякой хитрости, поверьте, и могу объяснить. В
известном смысле это даже входит в мои обязанности. Но сначала
lme нужно сообщить вам некоторые факты, они помогут вам лучше
понять меня.
Несколько лет назад я был адвокатом в Париже, и, честное
слово, довольно известным адвокатом. Разумеется, я вам не сказал
своего настоящего имени. Я специализировался на "благородных
делах", на защите вдов и сирот, как говорится. Не знаю, почему
защищать их считается благородным - ведь есть весьма зловредные
вдовы и свирепые сироты. Но достаточно было, чтобы от
обвиняемого хоть чуточку повеяло запахом жертвы, как широкие
рукава моей мантии начинали взлетать. Да еще как! Настоящая
буря. Душа нараспашку. Право, можно было поду-
[283]
мать, что сама богиня правосудия еженощно сходила на мое ложе. Я
уверен, вас восхитил бы верный тон моих защитительных речей,
искренность волнения, убедительность, теплота и сдержанное
негодование. От природы я был наделен выигрышной внешностью,
благородные позы давались мне без труда. Кроме того, меня
поддерживали два искренних чувства. Чувство удовлетворенности от
того, что я борюсь за правое дело, и безотчетное презрение к
судьям вообще. Впрочем, это презрение в конце концов не было уж
таким безотчетным. Теперь я знаю, что для него имелись
основания, но со стороны оно походило на некую страсть. Нельзя
отрицать, что по крайней мере в настоящий момент с судьями у нас
слабовато, не правда ли? Но я не мог понять, как это человек
решается выполнять такие удивительные обязанности. Судьи,
однако, примелькались мне, и я мирился с их существованием, как,
скажем, с существованием кузнечиков. С тою лишь разницей, что
нашествие стрекочущих прямокрылых никогда не приносило мне ни
гроша, тогда как я зарабатывал себе на жизнь благодаря
словопрениям с этими людьми, которых я презирал.
Итак, я пребывал в лагере справедливости, и этого было
достаточно для моего душевного спокойствия. Чувство своей
правоты, удовлетворенности победой над противником и уважение к
самому себе - все это, дорогой мой, мощные пружины, помогающие
выстоять в борьбе и даже идти вперед. А если лишить людей этих
чувств, вы их превратите в бешеных собак. Сколько преступлений
совершено просто потому, что виновник не мог перенести мысли,
что он раскрыт. Я знал когда-то одного промышленника. Жена его
была прелестная женщина, вызывавшая всеобщее восхищение, а он
все-таки ей изменял да еще буквально бесился из-за того, что был
виноват перед ней и что никто решительно, даже он сам, не мог бы
дать ему свидетельство о добродетели. Чем больше проявлялось
совершенство его жены, тем сильнее он бесновался. В конце концов
сознание своей вины стало для него невыносимым. И как вы
думаете, что он сделал тогда? Перестал ей изменять? Нет. Он убил
ее. Из-за этого у нас и завязались с ним отношения.
Мое положение было куда более завидным.
того как проходишь по этим кругам, жизнь, а значит, и ее
преступления становятся более осязаемыми, более мрачными. Мы
здесь в последнем кругу. В кругу тех... Ах, вы это знаете? Вот
черт, все труднее становится определить, кто вы такой! Но,
значит, вы понимаете, почему я говорю: средоточие мира находится
именно здесь, хотя Голландия и расположена на краю материка.
Человек с тонкой организацией понимает эту странность. Во всяком
случае, для глотателей газет и блудников - это последняя граница
континента. Они съезжаются со всех концов Европы и
останавливаются вокруг внутреннего моря, на бесцветном песчаном
берегу. Они слушают сирены и тщетно ищут в тумане силуэт
корабля, а потом переходят по мостам через каналы и под дождем
возвращаются к себе. Закоченев, они заходят в "Мехико-Сити" и на
всех языках требуют джина. Я жду их там.
Итак, до завтра, дорогой мой соотечественник. Нет-нет, вы
теперь легко найдете дорогу. Я расстанусь с вами у моста - я,
знаете ли, никогда не хожу ночью по мосту. Дал такой зарок. Ну,
предположите, что кто-нибудь на ваших глазах бросится в воду.
Одно из двух: или вы кинетесь спасать несчастного, а в
холодное время года это грозит вам гибелью, или предоставите
утопающего самому себе, и от его негромких всплесков, попыток
выплыть вас будет мучить порой странная ломота. Ну, покойной
ночи. Как, вы не знаете, кто эти дамы в витринах? Сама мечта,
сударь, мечта! Путешествие в Индию по сходной цене. Эти
красавицы насквозь пропахли экзотическими пряностями. Вы
входите, они задергивают занавески, и плавание начинается. Боги
нисходят на обнаженные тела, по океану дрейфуют острова,
безумные, увенчанные взлохмаченными на ветру космами высоких
пальм. Попробуйте.
Что такое судья на покаянии? О, я вижу, вы заинтригованы. Я
сказал это без всякой хитрости, поверьте, и могу объяснить. В
известном смысле это даже входит в мои обязанности. Но сначала
lme нужно сообщить вам некоторые факты, они помогут вам лучше
понять меня.
Несколько лет назад я был адвокатом в Париже, и, честное
слово, довольно известным адвокатом. Разумеется, я вам не сказал
своего настоящего имени. Я специализировался на "благородных
делах", на защите вдов и сирот, как говорится. Не знаю, почему
защищать их считается благородным - ведь есть весьма зловредные
вдовы и свирепые сироты. Но достаточно было, чтобы от
обвиняемого хоть чуточку повеяло запахом жертвы, как широкие
рукава моей мантии начинали взлетать. Да еще как! Настоящая
буря. Душа нараспашку. Право, можно было поду-
[283]
мать, что сама богиня правосудия еженощно сходила на мое ложе. Я
уверен, вас восхитил бы верный тон моих защитительных речей,
искренность волнения, убедительность, теплота и сдержанное
негодование. От природы я был наделен выигрышной внешностью,
благородные позы давались мне без труда. Кроме того, меня
поддерживали два искренних чувства. Чувство удовлетворенности от
того, что я борюсь за правое дело, и безотчетное презрение к
судьям вообще. Впрочем, это презрение в конце концов не было уж
таким безотчетным. Теперь я знаю, что для него имелись
основания, но со стороны оно походило на некую страсть. Нельзя
отрицать, что по крайней мере в настоящий момент с судьями у нас
слабовато, не правда ли? Но я не мог понять, как это человек
решается выполнять такие удивительные обязанности. Судьи,
однако, примелькались мне, и я мирился с их существованием, как,
скажем, с существованием кузнечиков. С тою лишь разницей, что
нашествие стрекочущих прямокрылых никогда не приносило мне ни
гроша, тогда как я зарабатывал себе на жизнь благодаря
словопрениям с этими людьми, которых я презирал.
Итак, я пребывал в лагере справедливости, и этого было
достаточно для моего душевного спокойствия. Чувство своей
правоты, удовлетворенности победой над противником и уважение к
самому себе - все это, дорогой мой, мощные пружины, помогающие
выстоять в борьбе и даже идти вперед. А если лишить людей этих
чувств, вы их превратите в бешеных собак. Сколько преступлений
совершено просто потому, что виновник не мог перенести мысли,
что он раскрыт. Я знал когда-то одного промышленника. Жена его
была прелестная женщина, вызывавшая всеобщее восхищение, а он
все-таки ей изменял да еще буквально бесился из-за того, что был
виноват перед ней и что никто решительно, даже он сам, не мог бы
дать ему свидетельство о добродетели. Чем больше проявлялось
совершенство его жены, тем сильнее он бесновался. В конце концов
сознание своей вины стало для него невыносимым. И как вы
думаете, что он сделал тогда? Перестал ей изменять? Нет. Он убил
ее. Из-за этого у нас и завязались с ним отношения.
Мое положение было куда более завидным.
|
|