Скачать 76.22 Кбайт
Падение
Еще
и до сих пор к воспоминаниям, оставшимся у меня о них,
примешивается что-то похожее на уважение.
Как бы то ни было, я без удержу пользовался этими средствами
избавления от тоски. Меня видели даже в особой гостинице,
отведенной, как говорится, для прелюбодейства, я жил там
одновременно с проституткой зрелых лет и с молоденькой девушкой
из лучшего общества. С первой я играл роль верного
[317]
рыцаря, а вторую посвящал в некоторые тайны реальной
действительности. К несчастью, проститутка была по природе своей
крайне буржуазна: позднее она согласилась написать свои
воспоминания для одного церковного журнала, широко открывавшего
свои страницы современным проблемам. А молодая девушка вышла
замуж, чтобы утолить свои разнузданные страсти и найти
применение своим замечательным дарованиям. Могу похвалиться
также, что в это время меня как равного приняла к себе некая
мужская корпорация, на которую часто клевещут. Упомяну об этом
лишь вскользь; как вам известно, даже очень умные люди гордятся
тем, что они способны выпить на одну бутылку больше, чем сосед.
Мне, может быть, удалось бы найти в этих приятных развлечениях
покой и избавление от мук. Но опять помехой этому оказался я
сам. Вдруг заболела печень, да еще напала безмерная усталость,
которая и до сих пор не оставляет меня. Вот играешь в игру
"жажда бессмертия", а через несколько недель ты уже едва жив и
не знаешь, сможешь ли дотянуть до завтра.
Когда я отказался от своих ночных подвигов, жизнь стала
менее мучительной, и это была единственная польза от такого
эксперимента. Усталость, подтачивающая мое тело, притупила
многие шипы, раздиравшие мне душу. Всякое излишество уменьшает
жизненную силу, а значит, ослабляет и страдания. В разврате нет
ничего неистового вопреки обычному представлению. Это просто
долгий сон. Вы, вероятно, замечали, что для людей, искренне
страдающих от ревности, важнее всего переспать с той, которая,
как они думают, изменила им. Они, разумеется, хотят лишний раз
удостовериться, что драгоценное сокровище по-прежнему
принадлежит им. Они, как говорится, жаждут обладания, к тому же
сразу после этого они меньше ревнуют. Плотская ревность - это
pegsk|r`r воображения, а также и мнения человека о самом себе.
Сопернику он приписывает те скверные мысли, какие у него самого
были при таких же обстоятельствах. К счастью, от избытка
блаженства воображение хиреет так же, как и самомнение. Муки
ревности угасают вместе с мужественностью и дремлют так же
долго, как и она. По тем же самым причинам юноши после первой
любовницы освобождаются от метафизической тревоги, зато
некоторые браки, представляющие собою узаконенный разврат,
становятся однообразными похоронами смелости и
изобретательности. Да, дорогой друг, буржуазный брак обул нашу
страну в домашние шлепанцы и скоро приведет ее к вратам смерти.
Я преувеличиваю? Нет, только отвлекаюсь. Ведь я хотел лишь
сказать, какую выгоду извлек из нескольких месяцев разврата. Я
жил в каком-то тумане, в котором смех, преследовавший меня,
звучал так глухо, что я в конце концов даже и не слышал его.
Равнодушие, занимавшее уже столько места в моей душе, не
встречало больше сопротивления, и склероз этот все ширился.
Больше никаких волнений! Ровное настроение, вернее, отсутствие
настроения. У выздоравливающего чахоточного легкие, пораженные
туберкулезом, иногда ссыхаются, и мало-помалу счастливый их
обладатель погибает от удушья. Так и я спокойно умирал от своего
исцеления. Я все еще кормился адвокатским ремеслом,
[318]
хотя и подорвал свою репутацию дерзкими выпадами в разговорах,
но регулярно заниматься судебной практикой мне мешала
беспорядочная жизнь. Интересно, кстати, отметить, что мне меньше
вменяли в вину мои ночные похождения, чем браваду в моих речах.
Чисто ораторские ссылки на господа бога в моих судебных
выступлениях вызывали недоверие у моих клиентов. Они, вероятно,
боялись, что небо не сможет так хорошо защитить их интересы, как
искусный адвокат, несокрушимый знаток уголовного и гражданского
кодексов. Они вполне могли предположить, что я взываю к богу в
силу своего невежества. Поэтому число их уменьшилось. Время от
времени я еще выступал в суде. Иной раз, позабыв о том, что я
больше не верю своим словам, я говорил хорошо. Собственный голос
увлекал меня, я шел за ним следом; хоть я и не воспарял в
небеса, как раньше, я все же немного отрывался от земли, летел
бреющим полетом. Помимо деловых знакомых, я мало с кем виделся,
с трудом поддерживал две-три надоевшие связи. Случалось даже,
что я отдавал вечера чисто дружеской близости, к которой не
примешивались грешные желания, и смиренно переносил эти скучные
часы, едва, однако, слушая то, что мне говорили. Я немного
пополнел и мог уже надеяться наконец, что кризис миновал. Теперь
мне оставалось только стареть.
и до сих пор к воспоминаниям, оставшимся у меня о них,
примешивается что-то похожее на уважение.
Как бы то ни было, я без удержу пользовался этими средствами
избавления от тоски. Меня видели даже в особой гостинице,
отведенной, как говорится, для прелюбодейства, я жил там
одновременно с проституткой зрелых лет и с молоденькой девушкой
из лучшего общества. С первой я играл роль верного
[317]
рыцаря, а вторую посвящал в некоторые тайны реальной
действительности. К несчастью, проститутка была по природе своей
крайне буржуазна: позднее она согласилась написать свои
воспоминания для одного церковного журнала, широко открывавшего
свои страницы современным проблемам. А молодая девушка вышла
замуж, чтобы утолить свои разнузданные страсти и найти
применение своим замечательным дарованиям. Могу похвалиться
также, что в это время меня как равного приняла к себе некая
мужская корпорация, на которую часто клевещут. Упомяну об этом
лишь вскользь; как вам известно, даже очень умные люди гордятся
тем, что они способны выпить на одну бутылку больше, чем сосед.
Мне, может быть, удалось бы найти в этих приятных развлечениях
покой и избавление от мук. Но опять помехой этому оказался я
сам. Вдруг заболела печень, да еще напала безмерная усталость,
которая и до сих пор не оставляет меня. Вот играешь в игру
"жажда бессмертия", а через несколько недель ты уже едва жив и
не знаешь, сможешь ли дотянуть до завтра.
Когда я отказался от своих ночных подвигов, жизнь стала
менее мучительной, и это была единственная польза от такого
эксперимента. Усталость, подтачивающая мое тело, притупила
многие шипы, раздиравшие мне душу. Всякое излишество уменьшает
жизненную силу, а значит, ослабляет и страдания. В разврате нет
ничего неистового вопреки обычному представлению. Это просто
долгий сон. Вы, вероятно, замечали, что для людей, искренне
страдающих от ревности, важнее всего переспать с той, которая,
как они думают, изменила им. Они, разумеется, хотят лишний раз
удостовериться, что драгоценное сокровище по-прежнему
принадлежит им. Они, как говорится, жаждут обладания, к тому же
сразу после этого они меньше ревнуют. Плотская ревность - это
pegsk|r`r воображения, а также и мнения человека о самом себе.
Сопернику он приписывает те скверные мысли, какие у него самого
были при таких же обстоятельствах. К счастью, от избытка
блаженства воображение хиреет так же, как и самомнение. Муки
ревности угасают вместе с мужественностью и дремлют так же
долго, как и она. По тем же самым причинам юноши после первой
любовницы освобождаются от метафизической тревоги, зато
некоторые браки, представляющие собою узаконенный разврат,
становятся однообразными похоронами смелости и
изобретательности. Да, дорогой друг, буржуазный брак обул нашу
страну в домашние шлепанцы и скоро приведет ее к вратам смерти.
Я преувеличиваю? Нет, только отвлекаюсь. Ведь я хотел лишь
сказать, какую выгоду извлек из нескольких месяцев разврата. Я
жил в каком-то тумане, в котором смех, преследовавший меня,
звучал так глухо, что я в конце концов даже и не слышал его.
Равнодушие, занимавшее уже столько места в моей душе, не
встречало больше сопротивления, и склероз этот все ширился.
Больше никаких волнений! Ровное настроение, вернее, отсутствие
настроения. У выздоравливающего чахоточного легкие, пораженные
туберкулезом, иногда ссыхаются, и мало-помалу счастливый их
обладатель погибает от удушья. Так и я спокойно умирал от своего
исцеления. Я все еще кормился адвокатским ремеслом,
[318]
хотя и подорвал свою репутацию дерзкими выпадами в разговорах,
но регулярно заниматься судебной практикой мне мешала
беспорядочная жизнь. Интересно, кстати, отметить, что мне меньше
вменяли в вину мои ночные похождения, чем браваду в моих речах.
Чисто ораторские ссылки на господа бога в моих судебных
выступлениях вызывали недоверие у моих клиентов. Они, вероятно,
боялись, что небо не сможет так хорошо защитить их интересы, как
искусный адвокат, несокрушимый знаток уголовного и гражданского
кодексов. Они вполне могли предположить, что я взываю к богу в
силу своего невежества. Поэтому число их уменьшилось. Время от
времени я еще выступал в суде. Иной раз, позабыв о том, что я
больше не верю своим словам, я говорил хорошо. Собственный голос
увлекал меня, я шел за ним следом; хоть я и не воспарял в
небеса, как раньше, я все же немного отрывался от земли, летел
бреющим полетом. Помимо деловых знакомых, я мало с кем виделся,
с трудом поддерживал две-три надоевшие связи. Случалось даже,
что я отдавал вечера чисто дружеской близости, к которой не
примешивались грешные желания, и смиренно переносил эти скучные
часы, едва, однако, слушая то, что мне говорили. Я немного
пополнел и мог уже надеяться наконец, что кризис миновал. Теперь
мне оставалось только стареть.
|
|