Если возможно преодоление тенденции к поклонению необходимости, то это означает наличность некоей единой основы в человеке; как и почему все же и отдельные люди, и целые народы дают нам картину раздвоения единой духовной основы, этого вопроса не ставит и не разрабатывает Хомяков. Любопытно отметить, что он никогда не касается темы зла; это тем более странно, что Хомяков глубоко ощущал свободу в человеке, считал реальной случайность в бытии, а в историософских построениях никогда не умалял момента ответственности. Между тем, все эти моменты существенно связаны с проблемой зла.

Мы не будем излагать высказываний Хомякова по вопросам эстетики, - они слишком беглы, но и они всецело связаны с его учением о примате социального целого над индивидуальностью. Обратимся к последнему отделу в философской мысли Хомякова - к историософии. Надо заметить, что Хомяков совсем по-иному подходит к проблеме истории, чем Чаадаев. И он, как Чаадаев, всю жизнь размышлял на темы историософии, - свидетельством чего являются "Записки по всемирной истории" и отдельные статьи на эти темы. Но Хомяков прежде всего признает естественную закономерность в историческом бытии. Это не исключает действия Промысла в истории, но провиденциализм у Хомякова несравнимо более скромный, чем у Чаадаева. Уже одно его обобщение о двух типах исторического развития (одно утверждает во всех областях начало необходимости, другое - начало свободы) указывает на самостоятельную духовную природу исторического бытия. Для Хомякова в истории творится "дело, судьба всего человечества", а не отдельных народов; хотя каждый народ "представляет такое же лицо, как и каждый человек". Но именно (обычное в то время) сближение народного целого с индивидуальным существованием подчеркивает то, что в истории действует "естественная закономерность", возможны "законы" исторического движения. Это вносит ограничения в систему провиденциализма во имя свободы и ответственности людей в их самоустроении. Известны превосходные стихи Хомякова, написанные перед Крымской войной и обращенные к России: Но помни: быть орудьем Бога Земным созданьям тяжело; Своих рабов Он судит строго, А на тебя, увы! так много Грехов ужасных налегло. Молись молитвою смиренной И раны совести растленной Елеем плача исцели!

Провиденциализм в истории не только не ослабляет ответственности людей, а, следовательно, и их свободы, но, наоборот, он на свободу людей как раз и опирается. Именно потому история движется свободой и противоположной силой - свободным устремлением к оковам необходимости. Потому исторический процесс по своему существу есть духовный процесс, а основной движущей силой истории является вера, т. е. религиозные движения в глубине народного духа. Бердяев утверждает о философии истории Хомякова, что "в ней есть религиозно-нравственные предпосылки, но нет провиденциального плана".<<66>> Это утверждение слишком далеко заходит, но некоторые основания для такого вывода Хомяков действительно дает. Если процитировать, например, такую мысль Хомякова:<<67>> "до сих пор история (как наука - В. З.) не представляет ничего, кроме хаоса происшествий", - то с первого взгляда можно подумать, что это цитата из Герцена с его утверждением алогизма в истории. Но достаточно вчитаться в контекст, из которого взята указанная фраза, чтобы убедиться, что Хомяков упрекает лишь историческую науку за то, что она не умеет за "хаосом происшествий" вдуматься в "судьбу человечества" (которое как раз и есть субъект всемирной истории). В другом месте Хомяков пишет:<<68>> "логика истории произносит свой приговор над духовной жизнью Западной Европы".

В свете этой мысли понятно, что в истории действительно совершается (по логике исторического развития) суд над свободным творчеством народов и всего человечества. Здесь Хомяков ближе, конечно, к Гегелю, чем к Чаадаеву; философия истории у Хомякова формальна и по духу весьма близка к гегелианским схемам. Содержание же истории, конечно, мыслится Хомяковым иначе, но учение о "логике истории", об имманентной истории закономерности совершенно соответствует принципам гегелианства. Даже диалектический метод применяется Хомяковым к истолкованию исторического процесса.

Мы не будем входить в изучение конкретных историософских построений Хомякова - критики Запада и противопоставления Западу России. Это очень важная и творческая тема всего славянофильства, но философски здесь важно не конкретное содержание критики Запада, а лишь ожидание - напряженное и даже страстное, - что Православие через Россию может привести к перестройке всей системы культуры. "Всемирное развитие истории, - утверждает Хомяков,<<69>> - требует от нашей Святой Руси, чтобы она выразила те всесторонние начала, из которых она выросла". "История призывает, - читаем в той же статье,<<70>> - Россию стать впереди всемирного просвещения, - история дает ей право на это за всесторонность и полноту ее начал".

Хомяков, называвший Запад "страной святых чудес", написавший очень вдумчивое письмо об Англии, побывавший сам за границей, не был "ненавистником" Запада, но у него было очень глубокое сознание не только особого пути России, но и всемирной задачи России.