Мы достигаем
здесь той точки, в которой миф Клоссовски о дыханиях тоже становится философией.
Представляется, что дыхания - в себе и в нас - должны пониматься как чистые
интенсивности. В этой форме интенсивных количеств и степеней мёртвые
призраки-духи обладают "быванием", несмотря на тот факт, что они утратили
"существование" и протяжённость тела. В этой форме они сингулярны, хотя и
утратили тождество эго. Интенсивности заключают в себе неравное и различное -
каждая из них уже является различием в себе - так что все они включены в
манифестацию каждой из них. Это мир чистых интенций, как объясняет Ба-фомет:
"самоценность не преобладает"; "каждая интенция может быть пронизана еще и
другими интенциями"; "только самая бессмысленная интенция прошлого, уповающего
на будущее, могла бы восторжествовать над другой интенцией"; "если одно дыхание
натолкнулось
388 ПРИЛОЖЕНИЯ
на другое, значит они предполагали друг друга, но каждое согласно изменчивой
интенсивности интенции". Это до-индивидуальные и безличные сингулярности -
великолепие неопределённого местоимения - подвижные, коммуницирующие,
пронизывающие друг друга на бесконечности степеней и бесконечности
модификаций;Чарующий мир, где утрачена тождественность эго, но не в пользу
тождественности Одного или единства Целого, а ради преобладания интенсивного
многообразия и власти метаморфоз, где отношения силы играют друг в друге. Это
состояние того, что может быть названо "complicatio" [усложнение], в качестве
противостояния христианскому simplificatio [упрощению]. Роберта вечером уже
показала усилие Октава проложить свой путь в Роберту, внести свою интенцию (свою
интенсивную интен-циональность) и, таким образом, обратить её к другим интенциям
- даже если бы это произошло ценой "денонсации" её к призракам-духам, которые её
насилуют30. И в Бафомете Тереза "вдувается" в тело молодого пажа с тем, чтобы
сформировать андрогина или Князя модификации, который приносится в жертву
интенциям других и отдаёт себя другим призракам-духам для соучастия: "Я не
творец, подчиняющий сущее тому, что он творит, его творению в единичном эго, а
это эго в единичном теле..." Система Антихриста - это система симу-лякров,
противопоставленных миру тождеств. Но поскольку симулякр избавляется от
тождества, говорит и является объектом говорения, он в то же время завладевает
как зрением, так и говорением, и внушает как свет, так и звук. Он открывает
доступ собственному различию и всем другим различиям. Все симулякры поднимаются
к поверхности, образуя подвижную фигуру на гребне волн интенсивности - некий
интенсивный фантазм.
Легко видеть, как Клоссовски переходит от одного смысла слова "intentio" к
другому - телесная интенсивность и речевая интенциональность. Симулякр
становится фантазмом, интенсивность становится интенциональ-ностью в той
степени, в которой она принимает в ка-
_________
30 Roberte, p.53.
389 ЛОГИКА СМЫСЛА
честве своего объекта другую интенсивность, которую она включает в себя и в
которую включена сама, сама выступая в качестве объекта на бесконечности
интенсив-ностей, через которые она проходит. Это всё равно, что сказать, что у
Клоссовски имеется целая "феноменология", которая заимствуется из схоластической
философии в той же мере, как это было у Гуссерля, но которая прокладывает
собственные пути. Что касается перехода от интенсивности к интенциональности, то
это и есть переход от знака к смыслу. Блестяще анализируя Ницше, Клоссовски
интерпретирует "знак" как след флуктуации, след интенсивности, а "смысл" - как
движение, посредством которого интенсивность стремится к себе в стремлении к
другому, изменяет себя, изменяя другого, и в конце концов возвращается на свой
собственный след31. Растворившееся это раскрывается в серию ролей, поскольку оно
дает начало интенсивности, которая уже заключает различие в себе, неравное в
себе, и которая пронизывает все другие интенсивности через и внутри множества
тел. В моём дыхании всегда есть другое дыхание, другая мысль - в моей мысли,
иное обладание - в том, чем я обладаю, тысяча вещей и тысяча существ впутаны в
мои переплетения: любая подлинная мысль - это агрессия. Речь идёт не о
подспудных влияниях [на нас], а о "вдуваниях" и флуктуациях и о слиянии с ними.
То, что всё столь "запутано", что я могу быть другим, что нечто ещё мыслит в нас
с агрессией, которая есть агрессия мысли, с умножен-ностью, которая есть
умножение тела, и с неистовством, которое есть неистовство языка - такова
радостная весть. Ибо мы потому лишь так уверены в новой жизни (без воскресения),
что столь много существ и вещей мыслят в нас: потому, что "мы всё ещё не знаем
точно, не другие ли продолжают мыслить внутри нас (но кто эти другие, которые
образуют внешнее по отношению к тому внутреннему, котор