Скачать 72.08 Кбайт
Кант и проблема метафизики
е. осмыслить то, что мы услышали или прочитали.
Этим летом в очередной раз состоялась международная встреча лауреатов
Нобелевской премии 1955 года в Линдау. Американский химик Стэнли сказал на
ней следующее: "Близок час, когда жизнь окажется в руках химика, который
сможет синтезировать, расщеплять и изменять по своему желанию субстанции
жизни". Мы приняли к сведению это утверждение, мы даже восхищаемся
дерзостью научного поиска, при этом не думая. Мы не останавливаемся, чтобы
подумать, что здесь с помощью технических средств готовится наступление на
жизнь и сущность человека, с которым не сравнится даже взрыв водородной
бомбы. Так как даже если водородная бомба и не взорвется и жизнь людей на
земле сохранится, все равно зловещее изменение мира неизбежно надвигается
вместе с атомным веком.
Страшно на самом деле не то, что мир становится полностью технизированным.
Гораздо более жутким является то, что человек не подготовлен к этому
изменению мира, что мы еще не способны встретить осмысляюще мысля то, что в
сущности лишь начинается в этом веке атома.
Затормозить исторический ход атомного века или же направить его не может ни
один человек, ни одна группа людей, ни одна комиссия выдающихся
государственных деятелей, ученых и инженеров, ни одна конференция ведущих
деятелей промышленности и торговли. Ни одна человеческая организация не
способна подчинить себе этот процесс.
Так будет ли человек, отдан во власть неудержимых сил техники, неизмеримо
превосходящих его силы, растерянным и беззащитным? Это и произойдет, если
человек окончательно откажется от того, чтобы решительно противопоставить
калькуляции осмысляющее мышление. Но лишь только осмысляющее мышление
пробуждается, оно должно работать непрерывно, по любому, самому
незначительному поводу - так же и здесь, и сейчас, на этом памятном
собрании, поскольку оно дает нам возможность осмыслить то, что находится
под особой угрозой в атомный век, а именно: укорененность произведений
человека.
Поэтому мы задаем такой вопрос: сможет ли человек с утратой старой
укорененности обрести новую почву для коренения и стояния, такую почву и
основу, на которой будут по-новому процветать сущность человека и все его
труды даже в атомный век?
Что же станет основой и почвой для будущего коренения? Возможно, то, что мы
ищем, очень близко, так близко, что мы его просто проглядели. Ведь путь к
тому, что близко, для нас, людей, всегда самый дальний и потому самый
трудный. Это путь размышления. Осмысляющее мышление требует от нас не
цепляться односторонне за какое-то одно представление, сойти с привычной
мысленной колеи, по которой мы мчимся все дальше и дальше. Осмысляющее
мышление требует от нас, чтобы мы занялись тем, что, на первый взгляд,
вовсе не имеет к нему отношения.
Давайте испытаем осмысляющее мышление. Приспособления, аппараты и машины
технического мира необходимы нам всем - для одних в большей, для других - в
меньшей мере. Было бы безрассудно вслепую нападать на мир техники. Было бы
близоруко проклинать его как орудие дьявола. Мы зависим от технических
приспособлений, они даже подвигают нас на новые успехи. Но внезапно, и не
осознавая этого, мы оказываемся настолько крепко связанными ими, что
попадаем к ним в рабство.
Но мы можем и другое. Мы можем пользоваться техническими средствами,
оставаясь при этом свободными от них, так что мы сможем отказаться от них в
любой момент. Мы можем использовать эти приспособления так, как их и нужно
использовать, но при этом оставить их в покое как то, что на самом деле не
имеет отношения к нашей сущности. Мы можем сказать "да" неизбежному
использованию технических средств и одновременно сказать "нет", поскольку
мы запретим им затребовать нас и таким образом извращать, сбивать с толку и
опустошать нашу сущность.
Но если мы скажем так одновременно "да" и "нет" техническим
приспособлениям, то разве не станет наше отношение к миру техники
двусмысленным и неопределенным? Напротив. Наше отношение к миру техники
будет чудесно простым и спокойным. Мы впустим технические приспособления в
нашу повседневную жизнь и в то же время оставим их снаружи, т. е. оставим
их как вещи, которые не абсолютны, но зависят от чего-то высшего. Я бы
назвал это отношение одновременно "да" и "нет" миру техники старым словом -
"отрешенность от вещей"(8).
Это отношение позволяет увидеть вещи не только технически, оно даст нам
прозреть то, что производство и использование машин требует от нас другого
отношения к вещам, которое не бессмысленно.
Например, мы поймем, что земледелие и сельское хозяйство превратились в
механизированную пищевую промышленность, что и здесь, как и в других
областях происходит глубочайшее изменение в отношении человека к природе и
к миру перед ним. Но смысл того, что правит этим изменением, по-прежнему
темен.
Итак, во всех технических процессах господствует смысл, который располагает
всеми человеческими поступками и поведением, и не человек выдумал или
создал этот смысл.
Этим летом в очередной раз состоялась международная встреча лауреатов
Нобелевской премии 1955 года в Линдау. Американский химик Стэнли сказал на
ней следующее: "Близок час, когда жизнь окажется в руках химика, который
сможет синтезировать, расщеплять и изменять по своему желанию субстанции
жизни". Мы приняли к сведению это утверждение, мы даже восхищаемся
дерзостью научного поиска, при этом не думая. Мы не останавливаемся, чтобы
подумать, что здесь с помощью технических средств готовится наступление на
жизнь и сущность человека, с которым не сравнится даже взрыв водородной
бомбы. Так как даже если водородная бомба и не взорвется и жизнь людей на
земле сохранится, все равно зловещее изменение мира неизбежно надвигается
вместе с атомным веком.
Страшно на самом деле не то, что мир становится полностью технизированным.
Гораздо более жутким является то, что человек не подготовлен к этому
изменению мира, что мы еще не способны встретить осмысляюще мысля то, что в
сущности лишь начинается в этом веке атома.
Затормозить исторический ход атомного века или же направить его не может ни
один человек, ни одна группа людей, ни одна комиссия выдающихся
государственных деятелей, ученых и инженеров, ни одна конференция ведущих
деятелей промышленности и торговли. Ни одна человеческая организация не
способна подчинить себе этот процесс.
Так будет ли человек, отдан во власть неудержимых сил техники, неизмеримо
превосходящих его силы, растерянным и беззащитным? Это и произойдет, если
человек окончательно откажется от того, чтобы решительно противопоставить
калькуляции осмысляющее мышление. Но лишь только осмысляющее мышление
пробуждается, оно должно работать непрерывно, по любому, самому
незначительному поводу - так же и здесь, и сейчас, на этом памятном
собрании, поскольку оно дает нам возможность осмыслить то, что находится
под особой угрозой в атомный век, а именно: укорененность произведений
человека.
Поэтому мы задаем такой вопрос: сможет ли человек с утратой старой
укорененности обрести новую почву для коренения и стояния, такую почву и
основу, на которой будут по-новому процветать сущность человека и все его
труды даже в атомный век?
Что же станет основой и почвой для будущего коренения? Возможно, то, что мы
ищем, очень близко, так близко, что мы его просто проглядели. Ведь путь к
тому, что близко, для нас, людей, всегда самый дальний и потому самый
трудный. Это путь размышления. Осмысляющее мышление требует от нас не
цепляться односторонне за какое-то одно представление, сойти с привычной
мысленной колеи, по которой мы мчимся все дальше и дальше. Осмысляющее
мышление требует от нас, чтобы мы занялись тем, что, на первый взгляд,
вовсе не имеет к нему отношения.
Давайте испытаем осмысляющее мышление. Приспособления, аппараты и машины
технического мира необходимы нам всем - для одних в большей, для других - в
меньшей мере. Было бы безрассудно вслепую нападать на мир техники. Было бы
близоруко проклинать его как орудие дьявола. Мы зависим от технических
приспособлений, они даже подвигают нас на новые успехи. Но внезапно, и не
осознавая этого, мы оказываемся настолько крепко связанными ими, что
попадаем к ним в рабство.
Но мы можем и другое. Мы можем пользоваться техническими средствами,
оставаясь при этом свободными от них, так что мы сможем отказаться от них в
любой момент. Мы можем использовать эти приспособления так, как их и нужно
использовать, но при этом оставить их в покое как то, что на самом деле не
имеет отношения к нашей сущности. Мы можем сказать "да" неизбежному
использованию технических средств и одновременно сказать "нет", поскольку
мы запретим им затребовать нас и таким образом извращать, сбивать с толку и
опустошать нашу сущность.
Но если мы скажем так одновременно "да" и "нет" техническим
приспособлениям, то разве не станет наше отношение к миру техники
двусмысленным и неопределенным? Напротив. Наше отношение к миру техники
будет чудесно простым и спокойным. Мы впустим технические приспособления в
нашу повседневную жизнь и в то же время оставим их снаружи, т. е. оставим
их как вещи, которые не абсолютны, но зависят от чего-то высшего. Я бы
назвал это отношение одновременно "да" и "нет" миру техники старым словом -
"отрешенность от вещей"(8).
Это отношение позволяет увидеть вещи не только технически, оно даст нам
прозреть то, что производство и использование машин требует от нас другого
отношения к вещам, которое не бессмысленно.
Например, мы поймем, что земледелие и сельское хозяйство превратились в
механизированную пищевую промышленность, что и здесь, как и в других
областях происходит глубочайшее изменение в отношении человека к природе и
к миру перед ним. Но смысл того, что правит этим изменением, по-прежнему
темен.
Итак, во всех технических процессах господствует смысл, который располагает
всеми человеческими поступками и поведением, и не человек выдумал или
создал этот смысл.
|
|