XIII. В набросках к IV части "Так говорил Заратустра" Ницше пишет (1886):
"Мы проводим эксперимент над истиной! Возможно, человечество от этого
погибнет! В добрый час!" (Werke XII, S. 307).

Одна запись времени написания "Утренней зари" (1880-1881) гласит: "Новое в
нашем теперешнем отношении к философии - убеждение, которого еще не было ни
у одной эпохи: что мы не обладаем истинной. Все прежние люди "обладали
истиной", даже скептики" (Werke XI, S. 268).

Что подразумевает Ницше, когда он там и здесь говорит об "истине"? Имеет ли
он в виду "истинное" и мыслит ли его как действительно сущее или как
имеющее силу во всяком суждении, поведении и жизни?

Что значит: провести эксперимент над истиной? Значит ли это - выдвинуть
среди вечного повторения того же самого волю к власти в качестве истинно
сущего?

Приходит ли эта мысль когда-либо к вопросу, в чем покоится суть истины и
откуда сбывается истина сути?

XIV. Как предметность приобретает характер, определяющий существо сущего
как такового?

Люди мыслят "бытие" как предметность и хлопочут потом исходя отсюда о
"сущем в себе", забывая при этом только спросить и сказать, что они
подразумевают под "сущим" и под "в себе".

Что "есть" бытие? Имеем ли мы право исследовать в "бытии", что оно такое
(24)? Бытие остается неспрошенным и само собой разумеющимся и оттого
непродуманным. Оно таится в давно забытой и безосновной Истине (25).

XV. Предмет в смысле объ-екта имеется лишь там, где человек становится
субъектом, где субъект превращается в Я, а Я - в ego cogito; лишь там, где
это cogitare понимается как "изначально синтетическое единство
трансцендентальной апперцепции"; лишь там, где для "логики" завоевана
верховная позиция (в истине как достоверности декартовского "я мыслю").
Только здесь раскрывает себя существо предметного в своей предметности.
Только здесь станет впоследствии возможным и необходимым понять саму
предметность как "новый истинный предмет" и возвести ее до абсолюта (26).

XVI. Субъектность, предмет и рефлексия взаимосвязаны. Только когда
рефлексия будет воспринята как таковая, а именно как основополагающее
отношение к сущему, только тогда станет возможным определить бытие как
предметность.

Восприятие рефлексии как такого отношения заранее предполагает, однако, что
вообще все отношение к сущему воспринимается как repraesentatio: как
пред-ставление.

Подобное, однако, может оказаться исторически уместным только когда idea
превратилась в perceptio (27). В основе этого превращения лежит переход
истины как согласования в истину как установленную достоверность, внутри
которой сохраняется adaequatio. Достоверность в качестве самоудостоверения
(воления-самого-себя) есть iustitia в смысле оправдания отношения к сущему
и к его первой причине, и тем самым - принадлежности к сущему. Iustificatio
в смысле, приданном этому слову Реформацией, и ницшевское понятие
справедливости как истины - одно и то же (28).

По своей сути repraesentatio опирается на reflexio. Поэтому существо
предметности как таковой обнаруживается только там, где существо мышления
познается и в собственном смысле осуществляется как "я мыслю нечто", т. е.
как рефлексия.

XVII. Кант вступает на путь продумывания существа рефлексии в
трансцендентальном, т. е. онтологическом смысле. Он делает это в форме
неприметного замечания в "Критике чистого разума" под рубрикой "Об
амфиболии понятий рефлексии". Отрывок включен задним числом, но полон
сущностными прозрениями и размежеванием с Лейбницем, а потому в какой-то
мере и со всей предшествовавшей метафизикой, какою она входит в поле зрения
самого Канта, т.е ocнoвывaющeйcя в своем онтологическом устройстве на Я.

XVIII. Со стороны похоже на то, как будто Я есть лишь подытоживающее
обобщение и абстрагирование существа Я из всех отдельных человеческих Я.
Особенно Декарт мыслит свое собственное Я явно как присущее обособленной
личности (res cogitans, мыслящая вещь, как substantia finita, конечная
субстанция); Кант, правда, продумывает, напротив, "сознание вообще". Однако
Декарт даже свое собственное отдельное Я мыслит уже в свете представления и
представленного, - конечно, пока еще не в нарочитом смысле - Я. Это
представленное Я выступает уже в образе certum, достоверности, которая есть
не что иное как обеспечение представляемого для представления. Здесь уже
правит скрытое отношение к Я как к достоверности самого себя и
представляемого. Только из этого отношения можно понять отдельное Я.
Человеческое Я как доводящая себя до окончательности обособленная самость
может водить себя лишь в свете отношения водящей себя воли, пусть еще не
опознанной, к этому Я. Никакое Я не наличествует "в себе", оно есть "в
себе" всегда лишь как являющееся "внутри себя", т. е. как существо Я (29).

Поэтому последнее существует также и там, где отдельное Я никоим образом не
рвется вперед, где оно, наоборот, отступает назад, а господствуют общество
и другие формы объединений.