И то, что производит, производит своим бытием. Если же он вечно есть и существует [всегда] одинаковым образом, то и производит он вечно и [всегда] одинаковым образом. Следовательно, он не есть причина то сущего, то не-сущего, а всегда есть причина вечно сущего.


§173. Всякий ум есть мыслительно и то, что до него, и то что после него; а именно, то, что после него, – как причина, а то, что до него, – по причастности. Однако он сам есть ум и получил в удел мыслительную сущность. Следовательно, он определяет все по своему наличному бытию – и то, что существует как причина, и то, что существует по причастности.
В самом деле, каково нечто по своей природе, так оно причастно превосходящему, но существует оно не так, как это последнее. Ведь иначе превосходящему должно было бы быть причастно все одним и тем же образом. Однако разное причастно по-разному. Следовательно, причастность происходит соответственно отличительному свойству причастного и его потенции. Значит, то, что до ума, существует в уме мыслительно.

Однако и то, что после него, также, разумеется, существует [в нем] мыслительно. Ведь он не состоит из своих результатов и имеет в себе не их, а их причины. Он же причина всего в силу своего бытия. Однако его бытие – мыслительное и, следовательно, содержит причины всего мыслительно. Таким образом, всякий ум есть все мыслительно – и то, что до него, и то, что после него. Поэтому, как всякий ум содержит умопостигаемое мыслительно, так и чувственное – тоже мыслительно81.


§174. Всякий ум дает существование следующему за ним через мышление, и творчество его заключается в мышлении, а мышление – в творении.
В самом деле, если умопостигаемое и ум тождественны и бытие каждого ума [тождественно] мышлению, совершающемуся в нем, а что ум творит, творит он [своим] бытием и производит то, что он есть, сообразно бытию, – то он производит то, что производится, мышлением, так как бытие и мышление – оба одно, поскольку ум и все сущее тождественно тому, что в нем. Значит, если ум творит бытием, а бытие есть мышление, то творит он мышлением.

При этом энергийное мышление заключается в актах мысли. А это тождественно бытию; бытие же – в творении (ведь неподвижно творящее всегда содержит бытие в актах мысли). Значит, и мышление – в творении82.


§175. Всякому уму первично причастно мыслительное и по сущности и по энергии.
В самом деле, необходимо, чтобы всякому уму [было причастно] или то, или другое, хотя и обладающее мыслительной сущностью, но не всегда мыслящее. Однако [уму] это последнее не может [быть причастно], поскольку энергия ума неподвижна; и, следовательно, то, что ему причастно, причастно ему всегда как мыслящему, поскольку мыслительная энергия всегда делает причастное ей мыслительным. Действительно, то, что имеет энергию в некоторой части времени, не соединено с тем, энергия чего вечна. Однако как в сущностях, так и в изменениях энергий между всякой вечной энергией и совершенной только в некоторое время находится та, которая обладает совершенством во всякое время. Ведь эманации никогда не происходят непосредственно, а происходят через сродное и подобное по субстанциям и по совершенству энергий. Следовательно, всякому уму первично причастно способное мыслить в течение всего времени и всегда мыслящее, даже если мышление осуществляется во времени, а не вечно.

Отсюда ясно, что душа, иногда мыслящая, иногда нет, не может быть причастна уму непосредственно83.


§176. Все мыслительные формы находятся и одна в другой и каждая сама по себе.
В самом деле, если всякий ум неделим [§171], то и заключенное в нем множество объединено мыслительной неделимостью, и все [формы], будучи в одном [уме], не имеющем частей, объединяются друг с другом; и все проникает все. С другой стороны, если все мыслительные формы лишены материи и бестелесны, то они не слиты одна с другой, и каждая форма, раздельно оберегая свою чистоту, остается тем, что они есть.

Неслитность мыслительных форм [друг с другом] обнаруживается через своеобразную причастность [им] тех [вещей], которые причастны каждой из них по-особому. Если, в самом деле, те [формы], которым [вещи] причастны, не были бы отличны и обособлены друг от друга, то причастное не было бы причастно каждой из них по-особому, а лишенное различия слияние было бы гораздо больше в более скудном, поскольку оно хуже по разряду. Да и откуда, в самом деле, могло бы возникнуть [в них] различение, если то, что дает им существование и усовершает, само было бы лишено различия и находилось бы в слитном виде?

С другой стороны, лишенная частей субстанция и единая по виду сущность объемлющего [ума] удостоверяют пребывание форм в единстве. Ведь те [вещи], что имеют наличное бытие в лишенном частей и в едином по виду, существуя нераздельно в том же самом (да и как ты мог бы разделить то, что лишено частей и едино?), пребывают вместе и друг в друге, и все без всякого промежутка проникает все. Ведь то, что объемлет, не имеет промежутков, и дело обстоит не так, как в имеющем промежутки, что одно – в одном месте, а другое – в другом, но все – одновременно в неделимом и едином.