Это – несомненно идеология не классической, но эллинистической монархии, до которой Платон не дожил всего лишь несколько лет. Вероятно, с реальным возникновением военно-монархических организаций периода эллинизма Платон так же стал бы проклинать эту тиранию, как он ее проклинал всю жизнь и особенно в VIII книге "Государства". Но пока эллинистический абсолютизм еще не проявил себя во всей своей красе, у Платона, вероятно, еще были какие-то иллюзии насчет такого рода абсолютизма. Однако даже и эти иллюзии отнюдь нельзя назвать невинными. В них настолько много дикого притеснения отдельной личности, что платоновские "Законы" всегда оставались самым непопулярным произведением Платона.

Плутарх, безусловный поклонник Платона, пишет (De Alex. fortuna 328 e): "Платоновские "Законы" читают из нас немногие". Да и после античности едва ли кто-нибудь увлекался этим произведением Платона, если судить по тому, что осталась только одна византийская рукопись "Законов". Молодой Целлер (1839) просто считал это произведение неплатоновским, а когда в своем главном историко-философском труде стал считать его подлинным, то отвел ему самое незначительное место. В. Йегер84 остроумно заметил, что современные нам исследователи Платона (Виламовитц, Шори, Тэйлор, Баркер, Фридлендер) занимаются не столько исследованием "Законов", сколько их простым изложением, а Ю. Штенцель85, написавший целую книгу о Платоне, как о воспитателе, и вовсе не касается "Законов".

3. Элементы продуманной системы

Все это отнюдь не значит, что платоновские "Законы" не имеют никакого значения в творчестве Платона. Прежде всего здесь находим имеющую прямое отношение к художественному воспитанию теорию трех хороводов (см. выше, стр. 143).

Если бы мы захотели получить систематический очерк теологии позднего Платона, то больше всего для этого пригодилась бы X книга "Законов", а, как мы знаем, Платон вообще не любил никакой систематики и заменял ее часто весьма сумбурными разговорами, мифами или разрозненными, случайными теориями.

Ригоризм позднего Платона, подробная регламентация и особенно учение о наказаниях содержатся в VIII-IX книгах. Как мы тоже хорошо знаем, классика не обладала чувством историзма и заменяла его мифами и случайными рассказами.

Но III книга "Законов" – это первый исторический трактат, где изложение ведется от первобытных времен вплоть до времени самого Платона и где можно найти настоящий образец того подлинного греческого историзма, который процветал только в позднейшие времена эллинизма. Даже неплатоновское понимание сущности исторического процесса как войны всех против всех и каждого с самим собой излагается в "Законах" самым отчетливым образом: войны выдвигаются в качестве главного двигателя истории (I 625 с – 628 е). Между прочим, на эту тему Платон рассуждал раньше (R. Р. II 369 а – 375 е) гораздо мягче, признавал первобытное общество вполне добродетельным и выводил необходимость разных специалистов и в том числе воинов только из нарушения первоначальных благих потребностей и из возникновения в обществе разных излишеств.

Наконец, VII книга "Законов" посвящена систематическому изложению теории воспитания, что тоже является, пожалуй, единственным произведением Платона в этом роде.

Таким образом, отчасти благодаря позднему времени написания "Законов", здесь содержится очень много систематических теорий, которые раньше были чужды Платону, и много выразительных мест, которые раньше были рассыпаны у него как попало, и много додуманных до конца мыслей вместо не приведенных к итогу и часто случайных разговоров.

4. Более важные элементы из старого и нового

а) Очень многое и по своему содержанию уже имеется в предыдущих диалогах Платона, и Платон в "Законах" вовсе не всегда оригинален. Так, теория царя в "Законах" уже предвосхищается рассуждениями в "Политике" (294 а – 297 с). Подробная регламентация всей общественной и государственной жизни "Законов" предвосхищается рассуждениями в "Государстве" (IV 425 а-с). Что подлинные законы государства – божественны, что подлинные законодатели вершат волю богов, будучи олицетворением чистого разума (Legg. I 644 d – 645 b), – это старая платоновская идея, пронизывающая собою все "Государство". В указанном только что тексте, правда, имеется некоторая новость, а именно толкование всех людей как непонятных игрушек в руках богов (ср. также VII 803 с, 804 b). Это, действительно, раньше трудно было найти в произведениях Платона; но в данном месте "Законов" это "игрушечное" представление о человеке, которое само по себе производит впечатление некоторого идеалистического декаданса, продолжает играть огромную религиозную, социальную, моральную и человечески-личную роль и в устах Платона все еще носит суровый и строгий характер (см. выше, стр. 145). Но только законы и государство трактуются в "Законах" еще более возвышенно, еще более сурово и серьезно, еще более ригористично. Законы здесь вообще есть сама красота (VII 823 а).

б) Это учение о законодательстве в "Законах" вообще трактуется Платоном в историческом или, вернее, в историко-утопическом плане весьма интересно.